Русские офицеры первой мировой войны. Унтер-офицер: история звания. Упразднение низших военных чинов

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ И ЕЁ ГЕРОИ
(К 100-летию Первой мировой войны)

Мы рассказать хотим о той,
Нарочно кем-то позабытой,
Но не такой уж и далекой
Войне,
О Первой мировой!

Ю. Пятибат

« В этом (2014 ) году на территории России впервые отмечается День памяти воинов, павших в боях Первой мировой войны. Недооцененные в период СССР события и герои кровопролитной бойни сегодня выходят из тени, вызывая серьезный интерес со стороны ученых, а также потомков самих участников боевых действий. « Война забытая, вычеркнутая из истории, фактически впервые возвращается в официальную историографию в том масштабе, которого заслуживает»

В. Мединский

ИЗ ИСТОРИИ I МИРОВОЙ ВОЙНЫ

Поводом для начала войны послужил знаменитый выстрел в Сараево, 28 июля 1914 года. Австро-Венгрия объявила войну Сербии. Но для того, чтобы эта « маленькая война» стала Первой мировой, в неё должны были втянуться великие державы. Они к этому были готовы, но в разной степени.
Русское правительство знало, что страна к войне не готова, но и отдать Сербию на растерзание австрийцам, пожертвовав своим, завоёванным кровью русских солдат авторитетом на Балканах, Россия не могла. Император Николай II подписал указ о всеобщей мобилизации. Это было ещё не объявление войны, но грозный для Австро-Венгрии и Германии знак. И 31 июля 1914 года Германия потребовала от России в течение суток прекратить мобилизацию. Ответа на немецкий ультиматум не последовало, и 1 августа германский посол граф Пурталес привёз в российское Министерство иностранных дел ноту об объявлении войны.
Через два дня Германия объявила войну Франции, союзнице России и Сербии, а на следующий день немецкие войска вторглись в нейтральную Бельгию, чтобы через её территорию, кратчайшим путём, идти на Париж. Дальше события нарастали: 6 августа Австро-Венгрия объявила войну России; 23 августа в войну вмешалась далёкая, как казалось, Япония, объявив войну Германии, а в октябре на стороне Германии выступила Османская империя, через год – Болгария… Мировая война началась, и остановить её уже не было никакой возможности: каждому участнику нужна была только победа…
Война продолжалась более четырёх лет, унеся жизни около 30 миллионов человек. После её окончания мир не досчитался четырёх империй – Российской, Австро-Венгерской, Германской и Османской, а на политической карте мира появились новые страны.

ГЕНЕРАЛЫ ВОЙНЫ

Так уж сложилось в народном сознании, что, сколько бы героизма не проявляли простые солдаты и младшие командиры, сражения выигрывают (и проигрывают) полководцы – фельдмаршалы, генералы… Они принимают решения, определяют стратегию будущего сражения, отправляют солдат на смерть во имя победы. Они и отвечают за исход и каждого сражения, и войны в целом…
В русской армии времён Первой мировой войны было достаточно генералов, командовавших дивизиями, армиями, фронтами. У каждого из них был свой путь, своя военная судьба, своя мера полководческого таланта.

Алексей Алексеевич Брусилов (1853 - 1926) – человек « военной косточки», кадровый военный. Воевал ещё в Русско-турецкую войну 1877-1878 годов, где отличился при взятии крепостей Каре и Ардаган. Перед Первой мировой войной он был помощником командующего войсками Варшавского военного округа (напомним, что часть Польши с Варшавой в те времена входила в состав Российской империи). Именно Брусилову довелось доказать силу русского оружия, когда летом 1916 года он, будучи командующим Юго-Западным фронтом, провёл блестящую наступательную операцию. Эта операция получила в военных учебниках название « Брусиловский прорыв».
Что же произошло в конце мая 1916 года? Наступление на нескольких фронтах планировалось заранее, но оно ещё не было полностью подготовлено, когда французские союзники запросили о помощи: немцы наступали и грозили смять французскую армию. Союзники терпели поражение и на итальянском фронте. Помощь решено было оказать.

Барон
П. Н. Врангель

Брусилов знал, как хорошо укреплена неприятельская оборона, но решился на наступление. Он был талантливым военачальником и решил применить тактику нескольких одновременных ударов, заставив врага гадать – какой из них главный? Армия Брусилова 22 мая перешла в наступление и прорвала оборону противника сразу в четырёх местах, взяв в плен за три дня боёв больше 100 тысяч человек! Наступление русской армии продолжалось всё лето, у немцев и австрийцев была отвоёвана большая территория вплоть до Карпат. Наши потери составили около 500 тысяч человек, но противник потерял убитыми, ранеными и пленными втрое больше – до 1,5 миллиона!

Адмирал
А. В. Колчак

После таких успехов русской армии долгое время колебавшийся румынский король принял решение встать на сторону Антанты. Но даже победоносный Брусиловский прорыв не смог обеспечить Российской империи общий успех в войне. Её экономика разваливалась, власть слабела с каждым месяцем, и 1917 год, с его революциями, был неизбежен…
А что же сам Брусилов? Он снискал широкую популярность не только в армии, но и у простого народа. После Февральской революции, в мае 1917-го был назначен Верховным главнокомандующим, а потом советником Временного правительства. Он отказался участвовать в Гражданской войне на стороне Белой армии, а в 1920 году даже получил должность в Красной армии, что вызвало возмущение у многих его боевых соратников. А потомкам в наследство от прославленного генерала достались интересные мемуары о I мировой войне, которые до сих пор используют в своих работах историки.
Стоит вспомнить и начальника штаба русской армии, генерала от инфантерии (то есть пехотного генерала) Михаила Васильевича Алексеева (1857 -1918), он был сыном простого солдата и, начав службу в 16 лет, дослужился до генеральского чина. Воевал с турками в 1877-1878 годах, с японцами в 1904-1905 годах, I мировую войну начал начальником штаба Юго-Западного фронта. С августа 1915 года стал начальником штаба Ставки Верховного главнокомандующего (в августе 1915 года император Николай II принял на себя обязанности Верховного главнокомандующего). Но фактически руководил всеми крупными операциями русских армий на германском фронте Алексеев. После Октябрьской революции 1917 года он стал одним из руководителей Белого движения, но Гражданскую войну « не довоевал», скончавшись в сентябре 1918 года в Екатеринодаре (ныне Краснодар).
Талантливыми военачальниками проявили себя во время I мировой войны и многие будущие вожди Белой армии – А. И. Деникин, Л. Г. Корнилов, Н. И. Иванов, Н. Н. Юденич и другие. Участвовали в сражениях I мировой и такие исторические личности (военачальники времён Гражданской войны), как адмирал А. В. Колчак (он был ещё и известным полярным исследователем), барон П. Н. Врангель, сотни других боевых генералов и офицеров.
Некоторые высшие офицеры времён Первой мировой войны пошли служить в Красную армию – М. Д.Бонч-Бруевич, С. С. Каменев. Многие прославленные советские генералы и маршалы участвовали в войне, чаще всего – унтер-офицерами и простыми солдатами.

ГЕОРГИЕВСКИЕ КАВАЛЕРЫ

Знаменитый Георгиевский крест – высшая солдатская награда времён Первой мировой войны, был учреждён ещё в 1807 году, в начале Наполеоновских войн, и больше 100 лет носил официальное название « Знак отличия военного ордена». Он вручался только за личную храбрость, проявленную в бою, а в 1913 году императорским указом получил официальное название « Георгиевский крест», вскоре переиначенном в народе в « Егория».
Георгиевский крест имел четыре степени отличия. Кроме того, были учреждены и особые Георгиевские медали. Солдатские « Егории» 1-й и 2-й степеней изготавливались из золота, а 3-й и 4-й степеней – из серебра. Только в конце 1916 года, когда экономика страны оказалась в глубочайшем кризисе, было решено заменить золото и серебро похожими на них, но не драгоценными металлами.

К. Ф. Крючков

Первым в истории получил солдатского « Георгия» унтер-офицер Кавалергардского полка Егор Митрохин, отличившийся в бою с французами под Фридландом 2 июня 1807 года. А первым, кто заслужил Георгиевский крест в I мировой войне, стал Козьма Крючков, служивший в Донском казачьем полку. Встретив с четырьмя своими товарищами разъезд из 22 немецких кавалеристов, он лично убил офицера и ещё 10 врагов, получив при этом 16 ран. Награда нашла героя уже через десять дней после начала войны – 11 августа 1914 года. О герое писали газеты, его портреты вырезались из журналов и украшали стены барских квартир и крестьянских изб. Во время Гражданской войны Крючков воевал в частях Белой армии и погиб в 1919 году в бою с большевиками.
Cреди георгиевских кавалеров было много солдат, связавших свою судьбу с Красной армией. Многие из них стали со временем прославленными полководцами. Это и герой Гражданской войны Василий Чапаев (три « Егория»), будущие маршалы: Георгий Жуков, Родион Малиновский и Константин Рокоссовский (по два креста). Полными кавалерами солдатского Георгиевского креста (награды всех степеней) были будущие военачальники И. В. Тюленев, К. П. Трубников и С. М. Будённый. Среди георгиевских кавалеров были также женщины и дети. Единственным иностранцем, награждённым всеми четырьмя степенями Георгиевского креста, был знаменитый французский лётчик Пуаре. Всего за время Первой мировой войны было изготовлено и вручено отличившимся в боях солдатам и унтер-офицерам почти два миллиона « Егориев» всех степеней.

ДЕТИ НА I МИРОВОЙ

Дети во все времена стремились подражать взрослым. Отцы служили в армии, воевали, и сыновья играли в войну, а в случае появления реального врага всеми правдами и неправдами стремились попасть в действующую армию. Так было в Отечественную войну 1812 года; и во время обороны Севастополя в 1854-1855 годах; и в Русско-турецкую, Русско-японскую войны. и во время Первой мировой войны. Ради того чтобы попасть на фронт, готовы были бросить учёбу не только старшеклассники, но и мальчишки 12-13 лет.
В эти годы в Англии и Франции бойскауты (детское движение, объединявшее в своих рядах сотни тысяч школьников) охраняли железнодорожные вокзалы, мосты, патрулировали дороги. Но и там побеги на фронт были частым явлением. А уж про Россию и говорить не приходится! Мальчишек десятками снимали с поездов, следовавших к линии фронта, отлавливали на железнодорожных вокзалах, объявляли в розыск как « сбежавших из дома». Большинство из них были возвращены родителям, но попадались и « счастливчики», ухитрившиеся стать солдатами или партизанами. Многие из них вели себя как настоящие храбрецы, и заслужили боевые награды – Георгиевские кресты и медали. Портреты вчерашних гимназистов в гимнастёрках с новенькими « Георгиями» на груди будоражили воображение их сверстников, и новые сотни « юных бойцов» бежали на фронт. Так, в 1915 году газеты напечатали портрет мальчика-чеченца Абубакара Джуркаева, 12-летнего учащегося реального училища, ставшего лихим кавалеристом.

Некоторые мальчишки пытались действовать « по закону»: заявления с просьбой зачислить их в действующую армию поступили от всех учащихся восьмого класса гимназии города Либавы, от половины старшеклассников Рижской и Казанской гимназий, от учащихся Пензенского рисовального училища…
Гимназист 7-го класса Мазур из города Вильна (сегодня это Вильнюс, столица Литвы) обратился к командующему 1-й армией генералу П. К. Ренненкампфу с просьбой зачислить его на военную службу. И генерал согласился! Мальчик был оставлен при штабе, где даже сделал важное усовершенствование конструкции телеграфа. А потом он погиб, как погибли во время войны миллионы взрослых солдат и сотни пробравшихся в действующую армию детей.
Малолетние добровольцы бежали из Москвы, Петрограда, Одессы, Киева, Новгорода и даже далёкого от фронта Владивостока. Бежали из деревень, казачьих станиц. Побеги на фронт были как одиночными, так и групповыми. В газетах тех лет, есть рассказ о сыне жандармского ротмистра из города Двинска, гимназисте Сосионкове, который собрал группу из восьми учащихся и отправился на войну.
Что делали мальчишки на войне? Они были ординарцами, штабными писарями, санитарами, подносили патроны, а иногда становились лихими разведчиками. Был и такой случай: шестеро мальчиков-партизан из Псковской и Новгородской губерний, пробравшись в тыл немецкой армии, воевавшей против 2-й армии генерала А. В. Самсонова, подбили из винтовки вражеский самолёт.

ГЕРОИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ

АЛЕКСЕЕВ Михаил Васильевич
(1857 -1918)

Генерал, крупнейший военачальник, сын офицера, начавшего службу солдатом. Был ординарцем знаменитого генерала М. Д. Скобелева во время Русско-турецкой войны, участвовал в войне с японцами, был начальником штаба Ставки императора Николая II, а после революции – одним из создателей Белой армии.

БОЧКАРЁВА Мария Леонтьевна
(1889 -1920)

Крестьянка, первая после знаменитой Надежды Дуровой русская женщина-офицер. Участвовала в боях, награждена за храбрость Георгиевским крестом и несколькими медалями. Организовала в 1917 году « женский батальон смерти», защищавший Временное правительство. Воевала в составе армии Колчака. После его поражения расстреляна ВЧК в августе 1920 года в Красноярске.

БРУСИЛОВ Алексей Алексеевич
(1853 -1926)

Генерал, великолепный кавалерист, участник Русско-турецкой войны, кавалер многих боевых орденов и двух « Георгиев». Прославился во время Первой мировой войны как умелый военачальник, организатор знаменитого прорыва. После революции служил в Красной армии.

ДЕНИКИН Антон Иванович
(1872 -1947)

Военачальник, писатель и мемуарист. Один из наиболее талантливых генералов Первой мировой войны, командир « железной бригады», отличившейся в боях. После Октябрьской революции командующий вооружёнными силами Юга России, сражавшимися с Красной армией. В эмиграции написал несколько книг. Умер в США. В 2005 году его прах был перенесён в Москву и захоронен на Донском кладбище.

КРЮЧКОВ Козьма Фирсович
(1890 -1919)

Донской казак, уничтоживший в бою 11 немцев, получивший при этом 16 ран и награждённый за это первым в истории этой войны Георгиевским крестом 4-й степени. В одном из боёв Гражданской войны воевавший на стороне белых Крючков был убит.

НЕСТЕРОВ Пётр Николаевич
(1887 -1914)

Один из первых русских лётчиков, штабс-капитан, основоположник высшего пилотажа, придумавший воздушную « петлю Нестерова». Погиб в бою 26 августа 1914 года под Львовом, совершив первый в истории таран вражеского аэроплана.

РОМАНОВ Олег Константинович
(1892 -1914)

Сын великого князя Константина Константиновича, правнук Николая I, поэт, почитатель А. С. Пушкина, един"ственный член императорской семьи, погибший в Первой мировой войне. Умер от раны, полученной во время боя, за несколько часов до смерти был награждён Георгиевским крестом.

ЧЕРКАСОВ Пётр Нилович
(1882 -1915)

Капитан I ранга (посмертно), потомственный моряк, участник Русско-японской войны. Принял неравный бой с превосходящими силами противника и погиб, стоя на капитанском мостике. После этого боя немецкие корабли ушли из Рижского залива.

ПИСАТЕЛИ И I МИРОВАЯ ВОЙНА

« Писатель не может оставаться равнодушным к тому непрекращающемуся наглому, смертоубийственному, грязному преступлению, которое представляет собой война».

Э. Хемингуэй

Те, кто пишет о войне, в большинстве случаев знают войну не понаслышке: сами воевали, были солдатами, офицерами, военными корреспондентами. Первая мировая война подарила миру много блистательных имён, причём как с той, так и с другой стороны линии фронта. В немецкой армии воевал и даже был награждён Железным крестом за храбрость знаменитый писатель Эрих Мария Ремарк (1898 -1970), написавший роман « На Западном фронте без перемен». Вместе с австро-венгерской армией отправился в поход против России (а потом попал в плен) автор великого романа о бравом солдате Швейке Ярослав Гашек (1883 -1923). Был военным шофёром и Эрнест Хемингуэй (1899 -1961), американский писатель, снискавший славу своими романами и рассказами.
Многие русские писатели и поэты, будучи совсем молодыми людьми во время Первой мировой войны, сражались в составе армии в офицерских или солдатских чинах, были военными врачами и санитарами: Михаил Зощенко, Михаил Булгаков, Николай Гумилёв, Сергей Есенин, Константин Паустовский, Бенедикт Лифшиц, Исаак Бабель и другие. Надели военные мундиры и многие состоявшиеся к началу войны писатели. Они либо воевали в составе действующей армии (известный прозаик И. Куприн, писатель В. Светлов), либо стали военными корреспондентами, как В. И. Немирович-Данченко и детский писатель К. И. Чуковский.
Первая мировая война, оставив в их душе неизгладимый след, так или иначе, повлияла и на их творчество. Некоторых из этих авторов вы знаете, а о некоторых слышите впервые. А это значит, что есть повод найти их книги и – прочитать.

Предлагаем вашему вниманию аннотированный список:
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА В ЛИТЕРАТУРЕ

Книга « Белые генералы» – уникальная и первая попытка объективно показать и осмыслить жизнь и деятельность выдающихся русских боевых офицеров: Деникина, Врангеля, Краснова, Корнилова, Юденича.
Судьба большинства из них сложилась трагически, а помыслам не суждено было сбыться. Но авторы призывают нас не к суду истории, и её действующих лиц. Они призывают нас понять чувства, мысли и поступки своих героев. Это необходимо всем нам, ведь история нередко повторяется.

Это не просто произведение, а своеобразная хроника времени – историческое описание событий в хронологическом порядке, увиденная сквозь призму восприятия « детей страшных лет России» времён Первой мировой и неистовой гражданской войн.
Сложная и печальная участь дворянской семьи, задыхающейся в кровавом водовороте, под пером Михаила Афанасьевича Булгакова обретает черты эпической трагедии всей русской интеллигенции – трагедии, отголоски которой доносятся до нас, и по сей день.

Это самое популярное произведение чешской литературы, переведенное почти на все языки мира. Великий, оригинальный и хулиганский роман. Книга, которую можно воспринять и как « солдатскую байку», и как классическое произведение, непосредственно связанное с традициями Возрождения. Это искромётный текст над которым смеешься до слез, и мощный призыв « сложить оружие», и одно из самых объективных исторических свидетельств в сатирической литературе.

Первая мировая. Канун революции. Страшное для нашей страны время. И – легенда о Балтийском флоте, совершавшем чудеса героизма в неравных боях с германской армией за Моонзунд. Легенда об отваге офицеров – и почти самоубийственном мужестве простых моряков.
Одна из самых сильных, жестких и многогранных книг Валентина Пикуля. Книга, захватывающая с первой страницы – и держащая в напряжении до страницы последней.

Ремарк, Э. М. На западном фронте без перемен [Текст]: роман Т. 1 / Э. М. Ремарк. – М.: ВИТА-ЦЕНТР, 1991. – 192 с.

Роман Э. М. Ремарка – одно из наиболее ярких литературных произведений о Первой мировой войне. Их вырвали из привычной жизни, швырнули в кровавую грязь войны. Когда-то они были юношами, учившимися жить и мыслить. Теперь они – пушечное мясо. И учатся они – выживать и не думать. Тысячи и тысячи навеки лягут на полях Первой мировой. Тысячи и тысячи вернувшихся еще пожалеют, что не легли вместе с убитыми. Но пока что – на Западном фронте все еще без перемен…

Любовь и верность помогли сестрам Кате и Даше Булавиным, Ивану Телегину и Вадиму Рощину выжить в смуте революционных потрясений и огне гражданской войны. Русские люди, они полной мерой испили чашу горестей и страданий, выпавших на долю России. Их жизнь – с разлуками и встречами, смертельной опасностью и краткими испепеляющими минутами счастья – подлинное хождение по мукам с путеводной звездой надежды на темном небе.

« Чапаев» Дмитрия Андреевича Фурманова (1891 -1926), книга о прославленном комдиве, герое гражданской войны, является одним из первых выдающихся произведений литературы реализма.

Роман, прославивший Эрнеста Хемингуэя. Первая – и лучшая! – книга « потерянного поколения» англоязычной литературы о I мировой. В центре романа не война, а любовь.
Солдат влюбляется в медсестру, работающую в госпитале. Вместе они решают бежать, от возможных репрессий, которым может быть подвергнут герой. Влюбленные избежавшие смерти, вдоволь насмотревшись на войну, стремятся найти тихую гавань, бежать и жить без крови и оружия. Они попадают в Швейцарию. Вроде все хорошо, и они в безопасности, но тут героиня во время родов…

Роман повествует о классовой борьбе в годы Первой мировой и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию. Словно сама жизнь говорит со страниц « Тихого Дона».
Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей – все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью.

Весь номер посвящён столетнему юбилею начала Первой мировой войны, до неузнаваемости перекроившей карту Европы, изменившей судьбы народов.

Подвиг войны

Не первый вечер пели волны
В народном море, и стонал
Стихийный ветер, мощи полный,
И к небу гимн летел, как вал;
Опять на небе пламенела
Заря, невиданно ясна,
Когда из вражьего предела
Домчалась весть войны. Война!
Война! Война! Так вот какие
Отверзлись двери пред тобой,
Любвеобильная Россия,
Страна с Христовою судьбой!
Так прими ж венец терновый
И в ад убийственный сойди
В руке с мечом своим суровым,
С крестом, сияющим в груди!
Прости, несжатый, мирный колос!
Земля родимая, прости!
Самой судьбы громовый голос
Зовет Россию в бой идти.

С. Городецкий

Еще не сорваны погоны
И не расстреляны полки.
Еще не красным, а зеленым
Восходит поле у реки.
Им лет не много и не мало,
Но их судьба предрешена.
Они еще не генералы,
И не проиграна война.

З. Ященко

Наши земляки – участники I мировой войны

Первый слева стоит – Кульбикаян Амбарцум

Ждём вас по адресу:
346800, Россия,
Ростовская область,
Мясниковский район,
с. Чалтырь, ул. 6-ая линия, 6
Часы работы: с 9.00 до 17.00

Выходной: суббота
тел. (8 -6349) 2-34-59
е-mail:
сайт:

Первая мировая и её герои [Текст]: информационно-библиографический аннотированный список литературы для старшеклассников / МБУК Мясниковского района « МЦБ» Детская библиотека; отв. за изд. М. Н. Хачкинаян; сост.: Е. Л. Андонян. – Чалтырь, 2014. – 12 с.: ил.

Первая мировая война 1914–1918 гг. в дневниках и воспоминаниях офицеров Русской императорской армии: Сб. док. / Отв. сост. С.А. Харитонов; сост.: В.М. Шабанов, О.В. Чистяков, М.В. Абашина и др. М.: Политическая энциклопедия, 2016. – 749 с. – 1000 экз. (Первая мировая. Великая. 1914–1918).

Столетний юбилей Первой мировой войны с неопровержимой ясностью доказал, что, помимо краткосрочного, конъюнктурного и поверхностного внимания официозных структур, СМИ и части творческой публики, в научных кругах и у широкой общественности страны существует искренний интерес к драматической и кровавой истории этого глобального военного конфликта и участия в нем Российской империи. После полувекового пренебрежения и забвения событий Первой мировой войны в послевоенном СССР и начавшихся в 1990-е гг. активных, но разрозненных попыток восполнить пробелы в знаниях о Русском фронте войны 1914–1918 гг. лишь теперь мы можем утверждать, что к столетию войны ситуация существенно изменилась.

В последнее время в России вышел в свет ряд персональных и коллективных монографий, сборников статей, справочников, энциклопедических и научно-популярных изданий по названной теме. Современные историки не без успеха пытались возобновить прерванную традицию исследования хода военных действий на Русском фронте, а также воспринять и развить более новые и популярные на Западе проблемно-тематические подходы – историю повседневной жизни на фронте и в тылу, различные аспекты психологической и интеллектуальной истории войны, общества того времени и т.д.

Главным, уже состоявшимся достижением празднования юбилея войны 1914–1918 гг., на наш взгляд, стала публикация в России значительного количества исторических источников, в первую очередь личного происхождения – дневников, мемуаров и писем участников войны. Большинство из них ранее не публиковалось и не вводилось в научный оборот. К тому же были вновь переизданы некоторые обнародованные источники, как классические и широкоизвестные, так и малодоступные, напечатанные в эмигрантской периодике и теперь сведенные воедино. В частности, нельзя не упомянуть начатую московским издательством «Кучково поле» обширную серию публикаций мемуаров участников Первой мировой войны из фондов бывшего Русского заграничного исторического архива (РЗИА) в Праге, ныне хранящихся в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ). Многочисленные публикации этой серии «Живая история» оказались, несомненно, нужными, своевременными и востребованными научным и читающим сообществом. Впрочем, размах и высокие темпы реализации названного проекта имеют оборотную сторону: не всегда и не по всем параметрам эти издания соответствуют высоким академическим и археографическим стандартам публикации архивных источников. К примеру, вызывает некоторые замечания научно-справочный аппарат мемуаров Э.В. Экка, В.А. Слюсаренко и некоторых других .

Однако с появлением рецензируемого сборника, подготовленного коллективом сотрудников Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), знатоки, ценители и любители истории Первой мировой войны получили возможность ознакомиться и использовать еще одно новое и во многих отношениях незаурядное издание мемуаров и дневников русских офицеров – участников той войны, которое может считаться образцом педантичного и высокопрофессионального подхода к публикации исторических источников.

Фонды РГВИА – главного архива сухопутных вооруженных сил Российской империи – уступают эмигрантским коллекциям РЗИА по объемам и разнообразию своего собрания мемуаров. И все же здесь хранится ряд источников мемуарно-дневникового жанра по периоду Первой мировой войны, которые по ценности содержания могут быть названы алмазами. А усердный, увлеченный и квалифицированный труд составителей сборника можно уподобить огранке этих алмазов и превращению их в бриллианты для всего научного сообщества.

Для публикации были отобраны тексты семи авторов, сохранившиеся в коллекции «Воспоминания солдат и офицеров русской армии» (Ф. 260), фонде Комиссии по организации и устройству народного военно-исторического музея (Ф. 16180), а также личных фондах (Ф. 101, 982). В число опубликованных вошли записки поручика 153-го пехотного Бакинского полка Н.П. Арджеванидзе о боевых действиях на Кавказском фронте и прапорщика Я.Ф. Кравченко (с 20 февраля по 7 июля 1916 г.); фрагмент дневника штабс-капитана 37-го пехотного Екатеринбургского полка Е.Н. Гусева с описанием боя у посада Лащев 14–15 (27–28) августа 1914 г. в ходе Томашевской операции; мемуарные очерки Г.Ф. Климовича о действиях лейб-гвардии Московского полка в 1914–1915 гг.; воспоминания генерал-лейтенанта Советской армии Б.К. Колчигина о знаменитых и трагических боях русской гвардии на реке Стоход в июле 1916 г., а также дневники поручика 2-й гренадерской артиллерийской бригады А.В. Орлова за 1914–1915 гг. и командира 15-го Финляндского стрелкового полка полковника А.Ф.Н. Чеховского за 1915–1916 гг. Все они в годы Первой мировой были офицерами (в чинах до полковника включительно) – непосредственными участниками боевых действий, свидетелями ратных трудов, подвигов и страданий русских солдат Великой войны, т.е. составители сборника сознательно отдали предпочтение мемуарам и дневникам именно строевых офицеров, а не военачальников более высокого звена.

Дальнейшая судьба их авторов была различной. Я.Ф. Кравченко и А.Ф.Н. Чеховский погибли на Первой мировой; Е.Н. Гусев погиб в 1919 г., сражаясь на стороне белых в Гражданскую войну. Б.К. Колчигин, напротив, достойно служил в Красной армии и доблестно командовал рядом соединений во время Великой Отечественной войны. Отражая несходство личностей и судеб авторов между собой, опубликованные источники различаются по объему, жанрово-стилистическим особенностям, воспроизведенным в тексте психологическим и идейным настроениям рассказчиков. Каждый из них самобытен по содержанию и звучанию. К примеру, небольшой фрагмент дневника Е.Н. Гусева о бое у посада Лащев в августе 1914 г. содержит исключительно яркую и красочную, местами фотографически четкую, полную драматизма картину того эпизода и отличается вниманием к психологическим деталям.

Воспоминания Б.К. Колчигина о боях на реке Стоход также дают в высшей степени наглядное описание той кровавой драмы, но при этом содержат мощный обвинительный пафос в адрес русского командования. И думается, что за присутствующими в тексте традиционными идеологическим штампами советской эпохи скрываются подлинные и искренние чувства офицера-гвардейца, ставшего очевидцем и участником тех страшных событий. Не вызывают сомнения острокритические и протестные настроения прапорщика Я.Ф. Кравченко в отношении организации жизни Русской армии и действий ее командования.

Самым большим по объему является дневник А.Ф.Н. Чеховского, который охватывает события, относящиеся к подготовке и проведению крупного наступления 7-й и 9-й армий Юго-Западного фронта в декабре 1915 г. (операция на реке Стрыпе) и затем к великому весенне-летнему наступлению 1916 г. Если о последнем, т.е. Брусиловском, или Луцком, прорыве существует целый ряд опубликованных воспоминаний и исследований, то неудачное наступление на Стрыпе до сих остается одной из малоизвестных операций кампании 1915 г. на Русском фронте. Этим событиям посвящалась вторая часть известного труда А.А. Свечина «Искусство вождения полка», однако она так и не была опубликована, и рукопись ее пропала. Поэтому до введения в научный оборот дневника Чеховского самым доступным для отечественного читателя источником о той операции был роман С.Н. Сергеева-Ценского «Лютая зима» (1936 г.) из цикла «Преображение России». Фактографическая насыщенность дневника Чеховского исключительно высока, что делает его чрезвычайно ценным документом.

Словом, среди представленных в сборнике источников интересные для себя сведения найдут и специалисты по конкретным военным операциям и эпизодам боевых действий, и все интересующиеся повседневной жизнью и боевой работой русских войск, настроениями и психологией солдат и офицеров Первой мировой войны. В этом богатом разнообразии материала – одно из главных достоинств рецензируемого сборника.

Необходимо подчеркнуть, что и с археографической точки зрения сборник заслуживает самой высокой оценки. Все документы подготовлены к публикации весьма скрупулезным образом, с соблюдением существующих правил и стандартов оформления текста, сохранением особенностей первоисточника.

Образцовым может быть признан весь научно-справочный аппарат сборника. Он включает не только информативное общее предисловие, но и лаконичные предисловия к каждому из публикуемых документов с их кратким археографическим описанием и биографическими сведениями об авторах; текстуальные примечания и примечания по содержанию документов; подробный и имеющий самостоятельную научную ценность биографический комментарий, а также именной и географический указатели, краткий словарь терминов.

К сожалению, столь тщательно и профессионально подготовленный научный труд не свободен от мелких огрехов. Так, в предисловии к дневниковому рассказу Е.Н. Гусева о бое у Лащева цитируется реляция полкового командира, где говорится о поражении и пленении австрийской 14-й пехотной дивизии (С. 46). В самом же дневнике совершенно верно говорится, что в том бою 15 (28) августа 1914 г. русскими войсками была наголову разгромлена венгерская 15-я пехотная дивизия (С. 56), а ее начальник фельдмаршал-лейтенант Фридрих барон Воднянски фон Вильденфельд в отчаянии покончил жизнь самоубийством. Несовпадение номеров разбитой вражеской дивизии, никак не оговоренное составителями сборника, позволяет предположить, что научно-справочный аппарат стал бы совершеннее, если бы в примечаниях давались краткие фактографические комментарии с описанием наиболее важных эпизодов упоминаемых боевых действий, привлечением опубликованных источников и литературы с противоположной стороны и т.д. Но ни это частное замечание-пожелание, ни другие незначительные неточности, которые, возможно, будут обнаружены педантичными читателями, никоим образом не умаляют высоких достоинств книги.

В заключение можно отметить, что благодаря в высшей степени профессиональному и старательному труду ее составителей в научный оборот введены уникальные источники личного происхождения, а уровень подготовки документов к публикации в полной мере соответствует ценности их содержания. Названный сборник задает чрезвычайно высокую профессиональную планку для такого рода изданий, и на этот образец должны ориентироваться все, кто занимается или будет заниматься подобным благородным трудом на ниве изучения истории Первой мировой войны.

В.Б. КАШИРИН

Экк Э.В. От Русско-турецкой до Мировой войны: Воспоминания о службе. 1868–1918 / Вступ. ст. Н.П. Грюнберга, коммент. А.И. Дерябина. М., 2014; Слюсаренко В.А. На Мировой войне, в Добровольческой армии и эмиграции: Воспоминания. 1914–1921 / Вступ. ст. и коммент. К.А. Залесского. М., 2016.

И государственные деятели . После долгих уговоров, в том числе при участии попечителей в Лондоне , куда Бейли заранее решил пожертвовать картины, Коуп принял предложение взяться за огромных размеров полотно, на котором должны были быть изображены 22 морских офицера Британской империи. Выбор Коупом данной темы был обусловлен его собственным интересом к Королевскому военно-морскому флоту , в связи с чем он признавался, что чувствует себя «немного моряком». Спустя два года, в 1921 году, работа над картиной была закончена, после чего она выставлялась в Королевской академии , а затем была передана в коллекцию Национальной портретной галереи. В течение более 50 лет, с 1960 года, работа не выставлялась из-за своего плохого состояния. В 2014 году, к столетию со дня начала Первой мировой войны, картина была наконец отреставрирована и заняла полагающееся ей место в зале Национальной портретной галереи.

История

Артур Стокдейл Коуп

В ноябре 1918 года арт-дилер Мартин Леггатт позвонил по телефону директору Национальной портретной галереи в Лондоне Джеймсу Милнеру , чтобы обсудить с ним заказ южноафриканского финансиста сэра Абрахама Бейли, 1-го баронета Бейли , желавшего сохранить на картине память о «великих воинах, бывших орудием спасения империи» и «доблестных моряках, разделивших величие победы», продемонстрировав тем самым, как «империя ведёт успешную политику в таких далеко находящихся от неё колониях». После консультаций Милнера и председателя Попечительского совета галереи лорда Диллона с баронетом Бейли было принято решение о расширении заказа. Бейли согласился разделить заказ на две картины, на которых были бы изображены отдельно представители армии и флота, а затем добавил ещё и третью - с государственными деятелями. Решение о выборе художников для написания картин Бейли оставил на волю попечителей галереи, несмотря на то, что он обладал большим состоянием и легко мог позволить заказать работу у любого художника того времени за любые деньги . Выбор пал на Артура Стокдейла Коупа , известного английского художника . За свою творческую карьеру, начавшуюся в 1876 году, Коуп выставил в Королевской академии художеств и Королевском обществе портретистов более двух сотен картин, натурщиками для которых в том числе были британские монархи Эдуард VII , Георг V и Эдуард VIII , кайзер Вильгельм II и архиепископ Кентерберийский . Находясь под влиянием Уолтера Сикерта и Джеймса Уистлера , в своём творчестве Коуп использовал «мутную» палитру коричневых и серых оттенков кремовых и бежевых тонов с небольшими вкраплениями красного цвета в сочетании со светотенью , что придавало его картинам, исполненным в традиционном стиле , эффект драматизма . Помимо этого, Коуп был близким другом директора военно-морской разведки вице-адмирала Уильяма Холла , что вполне могло повлиять на уровень понимания художником того предмета, который ему было поручено изобразить .

10 января 1919 года председатель Попечительского совета галереи лорд Диллон в письме Коупу попросил его исполнить один из заказов Бейли :

Попечители приняли предложение о написании в дар этой галерее трёх групп самых выдающихся современников британской национальности в память об их службе Империи во время Великой войны. Жертвователь пожелал пригласить трёх разных художников для написания этих групп и оставил выбор кандидатур на волю наших попечителей. Я по пожеланию моих коллег и от их имени хочу узнать у Вас, готовы ли Вы написать одну из этих групп, а именно ту, которая представляет государственных деятелей.

Оригинальный текст (англ.)

The Trustees have accepted an offer to have painted for presentation to this Gallery three groups of the most distinguished contemporaries of British nationality to commemorate their services to the Empire during the Great War. The donor, who desires that three different artists should be invited to paint these groups, has left the nominations in the hands of the Trustees. I am desired by my colleagues to enquire on their behalf whether you would be willing to undertake to paint one of these groups, namely that representing the statesmen.

Через два дня Коуп направил лорду Диллону ответное письмо, в котором высоко оценил честь, оказанную ему предложением о написании одного из групповых портретов, отметив, что «я не знаю, предполагается ли вообще, что художникам будет предоставлена свобода выбора своего предмета, но, при всём уважении, я бы - если бы это было возможно - в значительной степени предпочёл бы написать полотно с военными моряками, чем с государственными деятелями». Коуп пояснил, что причины этого решения сформировались под влиянием мнений многочисленных друзей и собственного интереса к флоту, признавшись в том, что он «сам немного моряк», в то время как в отношении к политике - «немного холоден». После этого предложение о написании группы государственных деятелей было направлено Джону Сингеру Сардженту , однако он тоже отказался, но в то же время взялся за картину «Генералы Первой мировой войны », тогда как к работе над полотном «Государственные деятели Первой мировой войны » приступил Джеймс Гатри . По словам историка Майкла Говарда , отказавшись писать портреты государственных деятелей, Коуп и Сарджент таким образом выразили широко распространённое среди общественности мнение о том, что именно политики причастны к развязыванию войны. В конце концов попечители согласились с предложением Коупа и отдали ему заказ на картину в память о высших офицерах Королевского военно-морского флота , участвовавших в Первой мировой войне .

Список офицеров, которых нужно было изобразить на картине, был составлен секретарём Адмиралтейства сэром Освином Мюрреем в декабре 1918 года по предложению попечителей галереи. Мюррей внёс в список 20 кандидатур, к которым позднее были добавлены ещё два первых морских лорда - Баттенберг и Уэмисс . Не желая иметь ничего общего с этим проектом, от изображения на картине отказался адмирал флота Джон Фишер, 1-й барон Фишер (первый лорд Адмиралтейства в 1914-1915 годах), ещё в 1918 году вышедший со скандалом на пенсию по просьбе Черчилля и с тех пор ни с кем не общавшийся. В список по различным причинам, в том числе из-за непопулярности в среде общественности или из-за нехватки места на картине, не были включены адмирал флота сэр Генри Джексон (первый лорд Адмиралтейства в 1915-1916 годах), а также Дадли де Чайр и Реджинальд Таппер .

Композиция

Нельсон (Гуццарди)

Портрет Нельсона и циферблат в интерьере зала заседаний Адмиралтейства		Циферблат флюгера в зале заседаний Адмиралтейства

Картина написана маслом по холсту, а её размеры составляют 264,1 × 514,4 см . На картине изображены 22 высших офицера Королевского военно-морского флота, составлявшие примерно 10 процентов от всего числа адмиралов, находившихся на службе в 1914-1918 годах . Они сидят и стоят в зале заседаний Совета Адмиралтейства в старом здании Адмиралтейства в Уайтхолле , созданном в 1725 году по проекту архитектора Томаса Рипли и перестроенном в XIX веке . Зал отделан массивными деревянными панелями с колоннами классического стиля и декоративной резьбой на морские темы, в том числе с изображением навигационных инструментов . В центре стены зала размещён встроенный в панели циферблат, относящийся к XVIII веку и показывающий направление ветра в данный момент с помощью закреплённого на крыше флюгера. По обеим сторонам от циферблата висят две картины с эпизодами морских сражений парусной эпохи . С левой стороны на стене находится портрет Горацио Нельсона в полный рост кисти Леонардо Гуццарди , как бы напоминающий зрителю о великих военных победах прошлого, в частности о Трафальгарском сражении , во время которого сам адмирал и погиб . Примечательно, что важные стратегические вопросы обсуждались не в данном зале, а в кабинетах первого или второго морских лордов, где имелись соответствующие карты и документы. Плодом воображения художника оказались также позы и расположение фигур морских офицеров, некоторые из которых даже никогда не заходили в этот зал Адмиралтейства. Однако Коуп расположил героев своей картины более естественным образом, чем Сарджент, но одновременно не в такой активной беседе, как Гатри .

Фотогравюра по картине, 1920-е годы

В центре холста, буквально в центре событий, перед столом стоит первый военно-морской лорд граф Битти , будто переглядывающийся с Нельсоном для получения одобрения на свои действия во время войны. Тируитт и Киз стоят рядом с Битти, но при этом на некотором отдалении с соблюдением какой-то субординации в ожидании приказа. Слева, под портретом Нельсона, стоят три самых преданных Битти адмирала - Александер-Синклер , Кован , Брок , и это опять же может навести зрителя на мысль о том, что тот является наследником гения Нельсона . На левой стороне стола справа от портрета Нельсона и под левым краем одной из картин отдельной группой стоят три адмирала - сэр Арбутнот , сэр Крэдок и сэр Худ . Все они погибли в военное время - Арбутнот и Худ в Ютландском сражении , Крэдок в сражении при Коронеле , и портреты оказались посмертными. Разместив их в самом дальнем от зрителя углу комнаты, художник, возможно, намекнул на то, что они уже становятся частью истории и наследия военно-морского флота, - так же, как сам Нельсон . Около правой стороны стола в одиночестве стоит барон Уэмисс , разругавшийся с Битти во время передачи дел ему как своему преемнику на посту первого морского лорда. Рядом находятся фигуры графа Джеллико и его начальника штаба баронета Мэддена , которые являются наиболее символическими образами картины. Присев на край стола спиной к Битти, Мэдден наклонился к Джеллико, в отрешённости сидящему на стуле и погружённому в свои думы, что может навести зрителя на мысль о том, сколько времени в полные тревоги первые дни войны они проводили в долгих дискуссиях после создания Большого флота. На столе в пространстве между Битти и Джеллико разложены бумаги и карты времён Ютландского сражения, что, возможно, является намёком художника на их конфликт того периода по поводу оценки эффективности принятых решений. По мнению критиков, Джеллико тут показан как человек, погрязший в прошлом, проводивший свои послевоенные дни в Британской библиотеке за изыскиванием каждой крупицы информации о своей роли в сражении, тогда как Битти - человек, заглядывающий за горизонт, он - будущее и надежда флота .

Как указывали критики, и сама картина наводит на мысль о том, что флот погружён в своё прошлое - призраки Нельсона и погибших на войне адмиралов, устаревшие уже как полвека парусные корабли, стены из дерева в век железа и стали, да и сам зал, в котором обсуждались ещё победы над Наполеоном и где даже нет телефона. Некоторым намёком на предстоящие бурные времена можно посчитать циферблат: он указывает не на Францию (традиционный британский враг), а на северо-восток - через Северное море прямо на Германию , которая только что вроде бы уже была побеждена . Битти смотрит вдаль, в то время как его подчинённые в тревоге и надежде обсуждают путь в будущее, который ещё предстоит пройти, встретившись с последствиями международного ограничения вооружений, озабоченностью казначейства, сопротивлением политиков и проблемами судостроителей. Тем не менее Великобритания выйдет победителем уже из Второй мировой войны , с дополнительно выбитыми на памятниках именами тысяч убитых моряков и офицеров, в том числе и двух адмиралов: Ланселота Холланда и Томаса Филлипса , потонувших вместе со своими кораблями «HMS Hood » и «HMS Prince of Wales », - их призраки, вероятно, присоединились бы к адмиралам Первой мировой войны в старом зале Адмиралтейства .

1. Адмирал сэр Эдвин Александер-Синклер - командир 1-й эскадры лёгких крейсеров (1915-1917) и 6-й эскадры лёгких крейсеров (1917-1920);
2. Адмирал сэр Уолтер Кован, 1-й баронет Кован - командир 1-й эскадры лёгких крейсеров (1917-1921);
3. Адмирал сэр Осмонд Брок - начальник штаба Большого флота (1916-1919);
4. Адмирал сэр Уильям Гуденаф - командир 2-й эскадры лёгких крейсеров (1913-1916);
5. Контр-адмирал сэр Роберт Арбутнот, 4-й баронет Арбутнот - командир 1-й эскадры крейсеров (1915-1916);
6. Адмирал сэр Кристофер Крэдок - главнокомандующий в Северной Америке и Вест-Индии (1913-1914);
7. Контр-адмирал сэр Хорас Худ - командир 3-й эскадры линкоров (1915-1916);
8. Адмирал флота сэр Реджинальд Тируитт, 1-й баронет Тируитт - командующий силами миноносцев в Харидже (1914-1918);
9. Адмирал Роджер Киз, 1-й барон Киз - командующий Дуврским патрулём (1917-1918);
10. Адмирал Дэвид Битти, 1-й граф Битти - командир 1-й эскадры линкоров (1913-1916), главнокомандующий Большим флотом (1916-1919);
11. Вице-адмирал сэр Тревельян Нейпир - командир 2-й эскадры лёгких крейсеров (1914-1915), командир 3-й эскадры лёгких крейсеров (1915-1017), командир 1-й эскадры лёгких крейсеров (1917-1918), командующий силами лёгких крейсеров (1918-1919);
12. Адмирал сэр Хью Эван-Томас - командир 5-й боевой эскадры (1915-1918);
13. Адмирал сэр Артур Левесон - командующий Австралийским флотом (1917-1918);
14. Адмирал сэр Чарльз Мэдден, 1-й баронет Мэдден - начальник штаба Большого флота (1914-1916), командир 1-й боевой эскадры (1916-1919);
15. Адмирал флота Росслин Уэмисс, 1-й барон Уэстер Уэмисс - первый морской лорд (1917-1919).

Александер-Синклер, Кован, Брок, Гуденаф, Арбутнот, Крэдок, Худ, Тируитт, Киз, Битти, Нейпир, Эван-Томас, Левесон, Мэдден, Уэмисс
Браунинг, де Робек, Пакенем, Бэрни, принц Баттенберг, Стэрди, Джеллико

2. Адмирал сэр Монтегю Браунинг - командир 3-й эскадры крейсеров (1916), главнокомандующий в Северной Америке и Вест-Индии (1916-1918), командир 4-й боевой эскадры (1918-1919);
3. Адмирал флота сэр Джон де Робек, 1-й баронет де Робек - командующий на Средиземном море (1915-1916), командир 2-й боевой эскадры (1916-1919);
4. Адмирал сэр

Имя Александра Тодорского было постоянно на слуху у весьегонцев в 20-е и 30-е годы XX. Еще бы! Уже в самом начале 1919 г. его книга «Год - с винтовкой и плугом» получила отзыв вождя пролетариата В.И. Ленина, который и позже не раз ее вспоминал и цитировал.

Для знакомства с автором книги вождь даже послал в глухой Весьегонск чрезвычайно известного тогда поэта Демьяна Бедного. Позднее, пройдя с боями Гражданскую войну в Царицине, на Кавказе, в Средней Азии, Александр Тодорский был уже легендарным красным командиром, занимавшим самые высокие должности в РККА.

В сороковые и пятидесятые годы имя его исчезло с передовиц газет не только потому, что шла Великая Отечественная Война, но из-за того, что он отбывал в период с 1938 по 1954 гг. срок - как политический преступник и враг народа в лагерях республики Коми, видимо, по делу Тухачевского. Уже по тому немногому, что сказано, можно понять, что судьба А.И. Тодорского была необычной. О нем и сейчас можно найти немало информации на разных сайтах в интернете.

Основательные сведения о его жизни и деятельности имеются в книге «Александр Тодорский», которая является собранием воспоминаний в основном его военных соратников по Гражданской войне. Собрал эту книгу Анатолий Иванович Тодорский, самый младший брат Александра. Эта книга есть и в библиотеке г. Весьегонска.

Сам Александр Тодорский также написал пять или более книг и, как до заключения, так и после освобождения, часто печатал свои публицистические статьи в центральных газетах и журналах. Он первый в 60-тых годах написал и опубликовал книгу о маршале Тухачевском, с которым вместе воевал в 20-е годы за установление советской власти в Средней Азии. Помимо событийной канвы из книг самого А.И. Тодорского ярко и четко выступает человек со своей мотивировкой действий, убеждениями и представлениями о правоте своих или чужих поступков.

Александр Тодорский был первенцем в семье сельского священника Ивана Феодосьевича Тодорского, служившего в д. Тухани, а потом в д. Деледино Весьегонского уезда. После окончания трех классов сельской школы Александр поступил в духовную школу в Красном Холме, а затем в Тверскую духовную семинарию. Примерно в 1911 г. он, к большому огорчению родителей, оставил учение в семинарии и стал зарабатывать на жизнь писцом в Тверском суде, а позднее в петербургском издательстве «Благо».

soloveva_1.jpg

В самом начале Первой Мировой войны он добровольно вступил рядовым в русскую армию. Вскоре по причине нехватки офицеров из-за гибели в первые месяцы войны, командование организовало курсы прапорщиков для наиболее способных и грамотных солдат. После трехмесячного обучения в Ораниенбаумской школе, прапорщик Тодорский стал младшим офицером 24-го Сибирского полка в составе 5-го Сибирского армейского корпуса.

Бои с австро-германскими войсками, в которых участвовал Александр, были тяжелыми, кровопролитными с обеих сторон и велись на территории Польши вблизи Варшавы. Александр был дважды ранен, весной 1916 г. был произведен в подпоручики, месяц спустя в поручики и уже в июне 1917 г. стал штабс-капитаном. За свои военные подвиги он был награжден шестью орденами.

Вышедший из солдат и демократичный капитан Тодорский пользовался уважением солдат и после Октябрьского переворота большевиков, по приказу Военно-революционного комитета корпуса, был назначен его командиром вместо генерал-лейтенента Турбина. Как осуществлялось командование корпусом в условиях развала армии остается неизвестным, хотя дата ликвидации этой военной единицы бывшей русской армии относится к середине марта 1918 г. В начале мая 1918 г. Александр вместе с братом Иваном, воевавшим с ним в одном полку, вернулся в родительский дом в д. Деледино.

В жизни Александра и его братьев Ивана и Виктора наступила новая пора, когда они пошли служить революции в уездном Весьегонске. Александр Тодорский организовал типографию и занялся выпуском газеты «Известия Весьегонского Совета», а позднее газеты «Красный Весьегонск». Кроме того, Александр и Виктор вошли в состав Весьегонского ЧеКа. О делах весьегонской советской власти, в том числе и деятельности уездного ЧеКа, детально рассказал сам А. Тодорский в книге «Год - с винтовкой и плугом».

Помимо организации типографии, сообщений в газетах о событиях в стране, печати новых декретов и указов советской власти, освещения и разъяснения событий в своем районе, братья Тодорские участвуют в арестах контрреволюционных «буржуев». К ним относились прежде всего помещики, офицеры царской армии, священники, сельские интеллигенты (как правило, земские работники) и, нередко, богатые крестьяне - «кулаки».

Весьегонская тюрьма, как пишет в своей книге «Год - с винтовкой и плугом» автор, была переполнена такого рода сидельцами, особенно в августе 1918 года. Именно тогда правительство большевиков объявило по всей стране «красный террор» после убийства кровавого руководителя Петроградской ЧеКа, «товарища» Урицкого и покушения на В.И. Ленина. В Весьегонске чекисты (братья Тодорские) схватили уже немолодого бывшего царского генерала Иванова, но, к счастью, отпустили его и направили руководить Всеобучем.

soloveva_2.jpg

Повезло и схваченному князю Ухтомскому, который приехал из голодного Питера в свое имение в д. Тухани. Ухтомского выручило то, что он был скульптором и его обязали сделать скульптурную голову Карла Маркса к первой годовщине Октябрьской революции. Во всех волостях представители Советской власти организовали собрания ячеек коммунистов с вынесением резолюций, гневно осуждающих убийц и одобряющих политику новой власти. Вот текст из книги «Год - в винтовкой и плугом»: «Претворение в жизнь резолюций и телеграмм прежде всех начала Чрезвычайная комиссия, расстрелявшая двух контрреволюционеров...» Кто были эти несчастные и в чем была их вина, почему их расстреляли без суда и следствия? - далее нигде в книге не говорится. Может быть, их расстреляли для «отчета» - по «статье Красный террор». Вспоминаются строчки из дневника Александра Лютера о ежедневных расстрелах у биржи в Рыбинске.

А вот Анатолий Тодорский, написавший о брате несколько десятилетий спустя, с гордостью пишет: «не случайно в 1918 г. весьегонские обыватели пугали детей фамилией братьев Тодорских». Живший вблизи Красного Холма в это время в своем маленьком имении с женой и сыном профессор-историк Московского Университета Ю. Готье в своем дневнике пишет, как они боятся прихода весьегонских чекистов. Ведь тогда Красный Холм и его окрестности относились к Весьегонскому уезду. И какова же была их радость, когда Краснохолмский район был отделен от Весьегонска. Так что чекисты братья Тодорские действительно наводили ужас на всю округу!

Участвовал Александр вместе с вызванными красноармейцами из Рыбинска в подавлении мятежа крестьян в деревне Чамерово. Правда, это было сделано для изъятия «излишков» у богатых крестьян - «кулаков» и для их передачи сельской бедноте. Пять «зачинщиков» мятежа были схвачены и высланы на расправу в Тверскую ЧеКа.

С исключительной скрупулезностью перечисляет А. Тодорский все реквизированное у богатых крестьян в уезде и собранное в отделе снабжения в Весьегонске: вес муки, крупы, гороха, сахара, соли, льняного семени и других продуктов. Перечислены также табак, деготь, мануфактура, стекло, плуги, конская упряжь, лемеха и многое, многое другое, нажитое крестьянским трудом. Перед перечислением стоит фраза: «Отделом снабжения было получено и частью распределено».

Сразу возникает вопрос - распределено к первой годовщине Октябрьской революции бедноте уезда лишь «частью»? А не прилипло ли многое с этого склада к рукам недобросовестных работников? Ведь сам Александр с начала 19-го года уже работал в Твери редактором газеты «Известия Тверского губернского исполкома». Он - то сам был, вне сомнения, честнейшим человеком, но ведь были и люди, присоединившиеся к этому делу с корыстными намерениями.

soloveva3.jpg

В 1919 г. Александр Тодорский в соавторстве с А.В. Киселевым выпустил книгу «Черные страницы Весьегонской истории», посвященную в основном тяжелому положению народа до революции и беспощадной критике эксплуататоров всех мастей - помещиков, купцов, полицейских, «попов». Немало достается «жалким болтунам» земцам, в частности Ф.И. Родичеву и А.М. Колюбакину. А.М. Колюбакин, памятную доску которому у церкви села Пятницкое Весьегонское землячество вместе с его потомками установило летом 2014 г., погиб уже немолодым во время атаки в январе 1915 г. в Польше. Надо сказать, что в отличие от Александра Тодорского, пламенного глашатая революции, современные исследователи оценивают деятельность земцев Ф. Родичева и А. Колюбакина, как чрезвычайно полезную. Интересно, что материал для книги «Черные страницы …» собирался чисто чекисткими методами - налеты на помещичьи «гнезда», изъятие всех документов и бумаг, и зачастую - арест и препровождение хозяев в весьегонскую тюрьму. Но не будем с «высот» нашего времени судить товарища Тодорского и его методы революционной борьбы - именно так по велению новой Советской власти она велась по всей стране.

В жизни теперь уже большевика и пламенного борца за дело Пролетарской революции начался новый период - Гражданская война с белой армией в Царицине и в прикаспийских степях, подавление мятежа в Дагестане, дашнаков в Армении и басмачей в Средней Азии. К 1924 году Александр Иванович Тодорский один из прославленных камандиров Рабоче-Крестьянской Красной Армии. В этом же году он поступает в Военную Академию РККА и вскоре выходит его книга «Красная армия в горах. Действия в Дагестане», где профессионально изложен опыт войны в горных условиях. Действительно, Александр Тодорский был очень одаренным человеком - он проявил себя и как талантливый военачальник, и как яркий революционный публицист, и как очеркист, и документальный писатель.

Немного о личной жизни Александра Ивановича. В 1920 году он женился на 19 - летней Рузе Черняк, присланной в 58 стрелковую бригаду под командованием А.И. Тодорского в качестве начальника политотдела. Известно, что в революцию Рузя вступила сразу после Февральской революции еще шестнадцатилетней, работала в Московском комитете и была последовательной ученицей Розы Землячко. За последней тянется кровавый след тысяч русских офицеров, замученных пытками, застреленных и затопленных живыми в 1920 г. в Крыму. (Можно напомнить недавний фильм Н. Михалкова - «Солнечный удар»). По-видимому, семейная жизнь Александра Ивановича и Рузи Тодорских была счастливой. В 1922 г. Александр и Рузя с маленькой дочкой приехали на несколько дней в Деледино к родителям. И тут Александр поставил перед пожилым отцом-священником вопрос ребром - «его сыновьям - красным командирам, коммунистам не пристало сидеть за одним столом со служителем культа» (цитата из текста Анатолия Ивановича Тодорского, «Слово о старшем брате»). Фактически это был отказ от отца, высказанный и от лица братьев Ивана и Виктора, тоже коммунистов и уже больших советских начальников. Не без горечи читаешь строчки письма сыну старика-священника, прослужившего в церкви около 40 лет: «Болею и очень болею, что между мной, отцом, и вами, моими сыновьями, встала стена. Очень тяжело сознавать, что вы все живы, а видеть вас не могу». Вскоре Иван Феодосьевич сложил сан и стал работать счетоводом в кооперативе. И вот комментарий Анатолия Ивановича Тодорского, написанный несколько десятилетий спустя: «в этом я вижу одну из важных моральных побед Александра».

soloveva4.jpg

Знаменитый военачальник Александр Иванович Тодорский в 30-е годы находился на высоких военных должностях - руководил Военно-Воздушной Академией им. Жуковского, входил в состав Военсовета Красной Армии и занимал другие высокие посты. Но вот настал роковой 37 год - в ОГПУ разбирается дело Тухачевского и целого ряда высоких военных. Черный ворон увозит Рузю Тодорскую - ее обвиняют и в японсом шпионаже, и в заговорах по свержению Советской власти. Приговор - десять лет без права переписки, т.е. расстрел. В середине 1938 г. забирают и А.И. Тодорского. Но его участь была более мягкой - лагерь, из которого он был освобожден в 1954 г. с возвращением всех прав. Совсем не исключено, что на «мягкость» приговора повлиял отзыв Ленина на книгу «Год - с винтовкой и плугом». Вскоре после освобождения из лагеря ему было присвоено звание генерала.

Последнее десятилетие своей жизни Александр Иванович Тодорский провел в очень активной деятельности. Публичные лекции с воспоминаниями о Гражданской войне, многочисленные публикации в газетах и журналах и, наконец, две написанные книги «Большое в малом» по результатам поездки в Весьегонск в 1961 г. и «Маршал Тухачевский». Интересно то, что ни в его публицистике, ни в воспоминаниях его брата Анатолия Ивановича Тодорского нет никаких сведений о годах, проведенных в ГУЛАГЕ. Он остался верен идеалам революции и ее свершениям до конца и, по-видимому, считал свое заключение в лагерь случайной ошибкой. Также относились к этому и многие десятки тысяч узников сталинских лагерей до и после Великой Отечественной Войны. Если это и было заблуждение, то, по крайней мере, оно было спасительной мыслью для несчастных людей, помогавшей многим из них выжить в нечеловеческих условиях.

Не скажу, что мне писалось легко. И не только потому, что у меня много своей научной работы, да и возраст такой, что не на все хватает сил. Дело в том, что мое отношение к трем Александрам оказалось очень различным. Александр Кириллович Соколов - мой родной дядя, и о нем я очень много слышала от его матери Анны Васильевны Соколовой (моя бабушка), от его сестер Ольги Кирилловны Соколовой (моя тетя) и Анны Кирилловны Соловьевой (моя мама). Я видела его и разговаривала с ним незадолго перед его кончиной в 1947 г. В самом начале войны и до середины 1943 г. о дяде Шуре (так мы его звали) ничего не было известно. Мы - трое маленьких девчушек вместе с мамой, к счастью, оказались в начале июня 1941 г. у бабушки в деревне Григорково, куда учительница-мама приехала на каникулы. Военная машина немцев рвалась на Москву через Тверь, а в деревне летом 41-го изредка слышны были глухие разрывы бомб на станции Приворот. Бабушка каждый вечер перед сном долго стояла на коленях и шептала молитвы о спасении сыновей - Шуриньки и Лени (последнего посадили в тюрьму перед войной по политическому делу начальника, у которого он был шофером). Уже в 1956 г. мама по запросу в «органы» узнала, что Алексей Соколов умер от болезни в колымских лагерях.

А вот дядя Шура объявился уже в середине 1943 г. Его сын Игорь, курсант военного училища, написал, что отец воюет на Украинском фронте. Бабушка говорила, что Шуриньку спасла ее молитва и ладанка, зашитая в гимнастерку прапорщика еще летом 1914 г. О том, что Александр Кириллович был в штрафном батальоне и воевал в Сталинграде, мы узнали значительно позднее. Во всяком случае, для всех нас и детей, и взрослых это был свой родной воин, герой, выполнявший свой долг перед Родиной в ее тяжелую годину и защищавший от фашисткого рабства нас и всю страну. О нем я писала по рассказам бабушки, мамы и тети Ольги Кирилловны, стараясь писать только то, что мне достоверно известно.

Александр Иванович Лютер написан мною на основании его дневника. Этот дневник я прочитала очень давно, и он произвел на меня неизгладимое впечатление своей искренностью, своим отношением к тому человеческому озверению, которое существовало в первые годы становления власти большевиков. Об этом много можно найти и в «Окаянных днях» И.А. Бунина, и у Короленко, и у Цветаевой, и у Ремизова, и у многих, многих других, в том числе у русских писателей - эмигрантов первой волны. Я чувствовала в нем такого же интеллигента, какими были мы - студенты - шестидесятники.

Все мы пели дореволюционные студенческие песни, советские песни и песни Ю. Визбора. Я даже завидовала Александру Лютеру, потому что чувствовала, что он был более образованным в его молодые годы, чем я. Например, я нигде не училась музыке, я даже чижик-пыжик не могу «отбить». Хотя во время студенчества, когда я, вечно хотевшая есть, все-таки тратила небольшую часть стипендии на лекции по Западно - Европейскому искусству в Эрмитаже, а в следующий год - на лекции Энтэлиса по классической музыке в Выборгском доме культуры. Знаковые лозунги шестидесятых - знать как можно больше, помимо своей будущей профессии, физики должны быть лириками и наоборот!

Пережив жесточайшую войну и зная о ней не понаслышке, студенческая молодежь, как никогда, впитывала гуманистические идеалы, исключавшие жестокость в личности и в обществе. Хотя они - жестокости, разумеется, присутствовали и там, и там. По всему по этому, Александр Лютер был мне понятен и близок, и я бесконечно жалела о его гибели, как жалела бы о близком человеке.

И вот Александр Тодорский…О нем я знаю больше, чем о других Александрах. Он написал немало сам и о нем написано немало. Да я и сама не раз слышала о нем разговоры между моими родителями и Павлом Кирилловичем Соколовым (мой дядя), который после войны несколько раз приезжал к нам из Красноярска. Павел Кириллович учился в весьегонской средней школе с младшим братом Александра - Анатолием Тодорским и дружил с ним, а уже после смерти Александра Ивановича Тодорского не раз заезжал в Ленинград к Анатолию Ивановичу. И тем не менее - об Александре Ивановиче Тодорском мне писалось очень трудно. Почему? Я сама не могла и не могу до конца объяснить это мое внутреннее сопротивление. Сяду набирать текст на компьютере, уже все прочитала, все перечитала, вроде бы знаю, что и как писать, а команда из мозга в пальцы не поступает.

Говорю себе - пламенный революционер, не изменивший идее революции даже в сталинских лагерях! Да, он принудил своего отца оставить служение в церкви, да, он сажал в ЧеКа невинных людей, в том числе и боевых офицеров Первой Мировой. Если загнанный большевиками в угол Александр Лютер объясняет своей няне близость идеалов христианства и большевизма, при этом ясно видя противоположные формы их проведения в жизнь, то прекрасно знающий христианскую нравственность сын священника Александр Тодорский, отвергает ее полностью.

Удивляло меня и то, что молодой прапорщик Тодорский наверняка знал о гибели штабс-капитана А.М. Колюбакина в январе 1915. Ведь они воевали вблизи Варшавы и возможно в одном Сибирском корпусе. Но с каким презрением пишет А. Тодорский о «никчемных земцах» Ф. Родичеве и А. Колюбакине в книге «Черные дни …». Казалось бы, должна же была сработать в его сознании воинская солидарность! Как бы там ни было, с муками сомнений я написала текст об А. И. Тодорском так, как он у меня получился.

Встречались ли мои герои в жизни? Знали ли друг о друге? Александр Соколов мог знать, а может быть и встречаться с Александром Лютером на Первой Мировой, во время Брусиловского прорыва и при Карпатском отступлении в 1915 г. Знал Александр Соколов и об Александре Тодорском и возможно был знаком с ним. Из Весьегонска Александр Соколов уехал в самом конце апреля 1918 г., а Александр Тодорский появился там в начале мая. Но вполне вероятно, что оба военных встречались и на гражданской войне и в 20-е, 30-е годы на военных совещаниях разного ранга.

А вот два моих «противоположных» Александра - Лютер и Тодорский скорее всего друг о друге ничего не знали. Лютер уехал или ушел из Рыбинска, пробираясь на юг в Добровольческую армию Деникина, видимо, в мае 1918 г. и не участвовал в июльском Ярославском восстании. Александр Тодорский пришел на барже в Рыбинск фактически после поражения восстания. Если бы Александр Лютер участвовал в восстании, он, как и другие 500 офицеров не ушел бы из Ярославля, а сдался бы Комитету австро-немецких военнопленных. Все эти офицеры остались в Ярославле, т.к. там были их семьи. И все они были безжалостно расстреляны большевиками.

Поневоле задумаешься - чем же определяется судьба человека? Расписана ли она где-то на запредельных скрижалях в космосе, или это сложная алгебра земных обстоятельств - эпохи, происхождения человека в определенной среде, сочетания генов, переданных предками. Мой текст тоже не может ответить на этот вопрос. Но, кажется, он не решен и поныне.

Л.В.Соловьева

Непонимание высшими руководителями Российской Империи, в том числе военными, характера войн вначале XX века, истинных потребностей армии в офицерском составе обернулись огромным некомплектом офицеров в русской армии уже в 1914 году. Если в 1909 году численность офицеров и генералов составляла 42 735 человек, то вначале 1914 года, накануне Первой мировой войны, она увеличилась всего лишь до 51 417человек. После начала войны численность офицерского состава была доведена до 98 тыс.человек, однако уже в первые месяцы боев армия понесла огромные потери, что сказалось на ее боеспособности. Боевые потери офицеров (безучета умерших от ран в лазаретах, от болезней) убитыми, ранеными,пропавшими без вести составили за 1914—1917 гг. 71 298 человек. Даже с учетом того, что около 20 тыс. офицеров после излечения вернулись в строй, одни безвозвратные потери превысили всю довоенную численность офицерского корпуса (Бескровный Л.Т. Армия и флот России в начале ХХ века. Очерки военно-экономического потенциала. М., 1986. С. 33).

Можно выделить несколько основных причин значительных потерь офицерского состава в ходе Первой мировой войны, связанных с организацией и качеством подготовки офицерских кадров в России в начале XX века.

Во-первых, одной из них являлось то, что в офицерской среде считалось недостойным проявление осторожности в бою . Об этом свидетельствуют слова военного министра генерала от инфантерии А.А. Поливанова: «Особенно ощущается нами большой недостаток офицеров, ибо русский солдат дерется упорно и полезет куда угодно, пока есть офицер, который его ведет. Нет офицера — и наши солдаты большей частью теряются. Значит, офицер всегда впереди, отчего и убыль среди них огромная. У немцев и австрийцев офицеры все позади и оттуда управляют; их солдаты, как более развитые , не нуждаются в личном примере офицера и, кроме того, знают, что этот офицер безпощадно расстреливает всякого, кто без приказания захочет уйти назад с поля сражения» (Поливанов А.А. Из дневников и воспоминаний по должности военного министра и его помощника. 1907—1916. М., 1924. Т. 1. С. 186).

Мнение Поливанова разделяет и сторик Н.Н. Яковлев, который писал:«Юные командиры… понаслышались, что в бой пристойно идти с сигарой во рту, тупой шашкой, подозрительно смахивающей на театральный реквизит, если есть — в белых перчатках и только впереди нижних чинов» (Яковлев Н.Н. 1 августа 1914. М., 2002. С. 124).

Данная идеология была не только не верна, но и опасна. Ее ошибочность заключалась в том, что подвигу в русской армии предписывалось самодовлеющее значение. Государство же тратило колоссальные средства на подготовку офицерских кадров не для того, чтобы лишь любоваться геройством своих воинов, а для реализации определенных целей — защиты Отечества и достижения победы над врагом.

Во-вторых, значительную часть (до 70 проц.) погиб ш их офицеров составляли младшие офицеры, что, на наш взгляд, объясняется недостатками их подготовки в военно-учебных заведениях военного времени.

Оценка строевого состава офицерского корпуса 6-й армии Румынского фронта в октябре 1917 года, произведенная генерал-майором В.В. Чернавиным, показала не только малый боевой опыт у большинства младших офицеров (см. табл. 1), но и их слабую военно-профессиональную подготовку (см. табл. 2) (Чернавин В.В. Гибель кадровых русских офицеров // Воен.-истор. журнал. 1999. № 5. С. 90—91).

Поэтому командиры взводов и рот, получившие в школах прапорщиков лишь начальные навыки управления воинскими подразделениями, пытались компенсировать недостаток опыта личным героизмом и гибли в первые же месяцы пребывания на фронте.

В-третьих, на гибели офицерского состава сказалась слабость российского генералитета, проявившаяся при проведении непродуманных и неподготовленных операций. Неспособность к управлению бо льшими вооруженными массами, непонимание техники управления, притупленность оперативного восприятия и косность оперативной мысли — все эти черты были характерны для многих генералов старой русской военной школы (Иссерсон Т. Канны мировой войны. М., 1926. С. 115).

По мнению известного историка и участника Первой мировой войны А.М. Зайончковского: «Русская армия выступила на войну с хорошими полками, с посредственными дивизиями и корпусами и с плохими арми ямии фронтами, понимая эту оценку в широком смысле подготовки,но не личных качеств» (Зайончковский А.М. Первая мировая война. СПб., 2000. С. 15).

Фронты и армии возглавили командиры «маньчжурського уровня» — генералы Я.Г. Жилинский, П.К. Ренненкампф и А.Е. Эверт, которые могли погубить любую армию, свести на нет любую победу, обратить в катастрофу самую незначительную неудачу. Так, например, грубые ошибки, допущенные командующим войсками Северо-Западного фронта генералом от кавалерии Я.Г. Жилинским, обернулись трагедией для 2-й русской армии генерала от кавалери А.В. Самсонова в Восточной Пруссии. Не организовав взаимодействия между 1-й и 2-йармиями, их оперативного и тылового обеспечения, потеряв управление войсками, Жилинский обрек их на наступление с 80-км разрывом между флангами. В результате два центральных корпуса 2-й армии были окружены превосходящими силами противника в районе Мазурских озер и, несмотря на героическое сопротивление русских солдат и офицеров, погибли.

Исключительно плохой подбор офицерского состава оперативной части Ставки (сюда автоматически попали «столоначальники» Главного управления Генерального штаба, никогда не видевшие боя и не знавшие строя) стал причиной того, что опы т войны совершенно не был обобщен и войска два года не получали наставлений. Только в июле 1916 года Ставкой было разослано в войска первое с начала войны наставление о действиях пехоты в бою . При этом оно рекомендовало атаку густыми массами и совершенно упускало из виду наличие у противника пулеметов.

Негативная оценка высшего командного состава армии хорошо просматривается в переписке военного министра генерала от кавалерии В.А. Сухомлинова с начальником штаба Верховного главнокомандующего генерал-лейтенантом Н.Н. Янушкевичем. В письме от 20 августа1914 года Сухомлинов писал:«Дорогой Николай Николаевич! Надо гнать из армии все то, что не годится; ведь действительно войска ведут себя геройски, а некоторые господа генералы — лучше, если бы они были на стороне наших противников » (Красный архив. М., 1921. Т. 1. С. 225).

28 августа 1914 года Янушкевич отвечал военному министру: «Персонал Северо-Западной армии здесь рисуется слабым — какой-то разбойно-гражданский колорит, а не осмысленные действия. Такое впечатление, что хорошо бы всех и все убрать и начать все сначала» (Красный архив. М., 1921. Т. 1. С. 239).

В-четвертых, отсутствие подготовленного офицерского резерва не позволило восполнить потери офицерского корпуса . В преддверии войны, 12 июля 1914 года, на месяц раньше срока были произведены в офицеры выпускники военных училищ в количестве 2831 человека. Во второй половине 1914 года было сделано еще три выпуска из военных училищ подпоручиками, хотя и раньше срока, но с правами кадровых офицеров: 24 августа — 350 человек в артиллерию, 1 октября —2500 человек в пехоту и 1 декабря — 455 человек в артиллерию и 99 — в инженерные войска. Таким образом, были выпущены все юнкера, поступившив военные училища в 1913 году.

Некоторые данные о численности выпущенных из военных училищ юнкеров (выборочно) (Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 735. Оп. 49. Д. 257. Л.94).

представлены в табл. 3.

Однако ускоренные выпуски не могли решить проблему не комплекта офицеров в условиях развертывания армии по штатам военного времени. Поэтому с началом войны произошла коренная перестройка военного образования в Российской Империи, оказавшая существенное влияние на качество по дготовки офицеров.

Во-первых, все военные академии были закрыты, а преподаватели в основном отправлены в действующую армию.

Это привело к тому, что подготовка штаб-офицерского и высшего офицерского состава была практически прекращена.

В результате к лету 1916 года выяснилось, что только 50 проц. наиболее ответственных штабных должностей в полевых штабах действующей армии были замещены офицерами Генерального штаба. В связи с этим начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал от инфантерии М.В. Алексеев в письме военному министру генералу от инфантерии Д.С. Шуваеву № 172 от 18 апреля 1916 года предложил открыть в Николаевской военной академии курсы для «теоретической п о дготовки офицеров, предназначенных для обер-офицерских должностей Генерального штаба в полевых условиях». 30 октября1916 года Николай II утвердил«Положение об ускоренной подготовке офицеров в Императорской Николаевской военной академии в течение настоящей войны». В учебно-административный отдел были привлечены офицеры Генерального штаба из действующей армии, имеющие боевой опыт и проходившие службу в различных должностях. 1 ноября 1916 года начались занятия на подготовительных курсах 1-й очереди, куда было командировано 240 офицеров. 15 января1917 года 237 офицеров, окончивших эти курсы, были направлены в действующую армию для замещения должностей тех офицеров, которые командировались в военную академию на подготовительные курсы 2-й очереди и в старший класс 1-й очереди. Цель открытия старшего класса состояла в том, чтобы: а) завершить подготовку офицеров из действующей армии, прошедших в мирное время младший класс военной академии; б) завершить подготовку офицеров, окончивших во время войны подготовительные курсы 2-й и 1-й очереди. На подготовительные курсы 2-й очереди прибывали офицеры, исполняющие вакантные должности офицеров Генерального штабав полевых штабах действующей армии, выдержавшие вступительные экзамены в военную академию в 1911—1913гг. (но не попавшие в нее по конкурсу) и предварительные письменные экзамены в военных округах в 1914 году. В каждой из этих категорий предпочтение отдавалось офицерам, имевшим орден Св. Георгия или Георгиевское оружие, а также ранение (Кавтарадзе А.Г. Военные специалисты на службе Республики Советов. 1917—1920. М., 1988. С. 27).

Во-вторых, военные училища были переведены на ускореный (3—4-месячный для пехоты и 6—8-месячный для кавалерии, артиллерии и инженерных войск) курс обучения (причем в 1915 году в Киеве были учреждены два новых военных училища — Николаевское артиллерийское и Алексеевское инженерное). Программы ускоренной подготовки офицеров в пехотных училищах с 4-месячным курсом обучения и в кавалерийских училищах с 8-месячным курсом представлены в приложениях.

В-третьих, были открыты новые краткосрочные военно-учебные заведения по подготовке офицеров военного времени — школы прапорщиков.

Первый выпуск офицеров военного времени состоялся 1 декабря 1914 года. К концу 1914 года уже насчитывалось 11 таких школ с 3—4-месячным сроком обучения. Их выпускники не пользовались правами кадровых офицеров, не могли производиться в штаб-офицерские чины и после войны под лежали увольнению в запас. Школы прапорщиков комплект о вались лицами с высшим и средним образованием, годными к военной службе, студентами и вообще любыми лицами, имевшими образование хотя бы в объеме уездного или высшего начального училища, а также отличившимися на фронте солдатами и унтер - офицерами (Иванов Е.Н. Студенты в окопах // Родина. 1993. № 8—9. С. 151).

Всего за время войны была открыта 41 школа прапорщиков (Волков С.В. Русский офицерский корпус. М., 1993. С. 145).

К концу 1917 года действовали: 1, 2, 3, 4-я Петергофские; 1-я и 2-я Ораниенбаумские; 1, 2, 3, 4, 5-я Московские; 1, 2, 3, 4, 5-я Киевские; 1-я и 2-я Казанские; 1, 2, 3-я Саратовские; 1, 2, 3-я Иркутские; 1-я и 2-я Одесские; Оренбургская; Чистопольская; 1, 2, 3, 4-я Тифлисские; Горийская; Душетская;Телавская; Ташкентская; Екатеринодарская казачья и Петроградская инженерная школы.

Кроме того, существовали школы прапорщиков ополчения, школы прапорщиков при фронтах и отдельных армиях, при запасных пехотных и артиллерийских бригадах. В мае 1916 года были открыты школы прапорщиков (для подготовки одного выпуска) при 10 кадетских корпусах.

Школы прапорщиков, создававшиеся в каникулярное время в кадетских корпусах, не требовали больших затрат. Это было связано с тем, что, во-первых, для проведения занятий привлекались преподаватели кадетских корпусов, а во-вторых, эти школы имели небольшой штат для подготовки офицеров в военное время, включавший начальника школы —полковника, двух ротных командиров в звании по дполковника и пять курсовых офицеров в звании капитана, штабс-капитана. Общее число обучаемых по штату в таких школах составляло 255 человек. Обучаемые,как правило, набирались из унтер-офицеров, ефрейторов, рядовых действующей армии, а также из ополченцев.

Занятия в школах прапорщиков проводились по ученикам «Тактика» Свидзинского, «Тактика артиллерии» Лютера, «Военная администрация» Янушкевича, «Законоведение» Добровольского, «Военная гигиена» Кондратьева, «Фортификация» Яковлева (РГВИА. Ф. 165. Оп. 1. Д. 3564. Л. 12) , позволявшим обучаемым получить хорошие теоретические знания в военно-профессиональной области.

Программа учебных занятий в школах подготовки прапорщиков пехоты включала 90 дней, при этом из продолжительности курса исключались 7 дней перерывов между курсами, 13 воскресений, 6 банных дней, в течение которых также проводился медицинский осмотр. Итого оставалось 64 учебных дня. Исходя из 8-часового учебного дня, общее число учебных занятий составляло 512 ч. Из них: классные занятия — 140 ч (стрелковое дело — 30, служба связи — 8, артиллерия — 8,тактика — 25, уставы: дисциплинарный, внутренней службы, гарнизонной службы — 12, законоведение — 5, топография — 10, окопное дело — 20, пулеметное дело — 10, гигиена — 2, в распоряжении ротного командира — 10); строевые и полевые занятия — 372 ч (строевое обучение — 98,стрельба из револьвера — 8, шашечные приемы, рубка и удар штыком — 8, стрельба из ружей — 10, полевая служба —170, съемка — 30, служба связи — 8, окопное дело — 30, инструкторская часть — 10) (РГВИА. Ф. 725. Оп. 49. Д. 277. Л. 23).

К маю 1917 года было подготовлено 172 358 прапорщиков, в том числе окончивших ускоренные курсы при военных училищах и в Пажеском корпусе — 63 785; проведенных по экзамену при инженерных училищах по программе ускоренного курса —96; окончивших школы прапорщиков, комплектовавшиеся воспитанниками высших учебных заведений, — 7429; окончивших обычные школы прапорщиков — 81 426; произведенных за боевые отличия — 11 494; военнослужащих с высшим и средним образованием, произведенных на фронте и в тылу по представлению строевого командира, — 8128 (Волков С.В. Указ. соч. С. 145—146).

В целом подготовка в военно-учебных заведениях с ускоренным курсом обучения соответствовала требованиям, предъявляемым к офицерам, однако основной ее слабой стороной являлся недостаточный учет боевого опыта, накопленного в ходе войны. Например, выпускник Елисаветградского кавалерийского училища 1916 года С. Вакар писал: «К сожалению, прекрасное довоенное кавалерийское училище никак не реагировало на текущую войну и продолжало обучать юнкеров как бы по мирному времени, без связи с фронтом, как будто никакой войны вовсе и не было. За все время моего пребывания в училище нас только один раз водили на стрельбище, где каждый из нас выпустил по одной пятипатронной обойме, и это было все наше стрелковое обучение. Один раз нам рассказали про пулеметную стрельбу (без практического выполнения упражнения стрельб). За все время училище не пригласило ни одного боевого офицера с фронта, хотя бы из числа раненых, для доклада нам о событиях на войне и ознакомления с ходом войны. Поэтому я и мои однокашники получили здесь блестящий кавалерийский лоск, отличную посадку на коне, строевое обучение, физическое развитие гимнастикой, фехтованием, приемами с шашкой и пикой и право на офицерский подвиг, но знаний для совершения подвига нам не дали. Этих знаний не имело и само училищное начальство» (Вакар С.В. Наша генерация, рожденная в конце прошлого столетия // Воен.-истор. журнал. 2000. № 2. С. 50—51).

Такое положение дел вынуждало некоторых командиров принимать меры по доучиванию прапорщиков, прибывающих с пополнением в войска. Так, генерал-лейтенант Н.Н. Головин, исполняющий в 1915—1916 гг. обязанности начальника штаба 7-й армии Юго-Западного фронта, писал: «Ввиду того, что с тыла присылались прапорщики, очень мало подготовленные, мною была принята следующая мера. Все прибывавшие из тыла прапорщики должны были проходить 6-недельный курс особой тактической школы, учрежденной мною в ближайшем тылу» (Головин Н.Н. Военные усилия России в мировой войне. М., 2001. С. 371).

Тем не менее большинство окончивших ускоренные курсы в военно-учебных заведениях гордилось своими офицерскими званиями. Например, писатель М.Н. Герасимов вспоминал, что накануне выпуска из 3-й Московской школы прапорщиков (ноябрь 1916 г.) им уже были выданы офицерские гимнастерки со свежими, для многих такими желанными погонами с одной звездочкой, которая могла стать путеводной звездой — звездой счастья. «Подумать только, большинство из нас — народные учителя, мелкие служащие, небогатые торговцы, зажиточные крестьяне — наравне с избранным меньшинством — дворянами, профессорами и адвокатами (а таких немало у нас в школе) и изнеженными сыновьями банковских тузов, крупных фабрикантов и подобных им — получали статус «ваше благородие». Есть над чем подумать» (Герасимов М.Н. Пробуждение. М., 1965. С. 54).

Необходимо заметить, что первые выпуски прапорщиков военного времени дали армии уже к весне 1915 года много превосходных боевых офицеров, поверхностно подготовленных, но храбро дравшихся. Это был цвет русской молодежи, увлеченной патриотическим порывом начала войны.

Однако с осени 1915 года качественный уровень офицерского состава стал резко снижаться.

Разросшиеся вооруженные силы требовали все большего количества офицеров. Непрерывное формирование новых частей и значительные потери открывали десятки новых вакансий. Пришлось жертвовать качеством. В прапорщики стали подаваться все те, кто пошел в офицеры лишь потому, что иначе все равно предстояло идти в солдаты (Керсновский А.А. История русской армии. М., 1994. С. 249).

Важным источником для характеристики социального состава офицеров военного времени является доклад генерала А.А. Адлерберга,состоявшего в распоряжении Верховного главнокомандующего, о результатах осмотра запасных батальонов в конце 1915 года. В докладе отмечалось, что большинство прапорщиков состоит из крайне нежелательных для офицерской среды элементов (среди них были чернорабочие, слесари, каменщики, полотеры, буфетчики и т.д.). Вследствие того что «нижние чины часто, не спросив даже разрешения, отправлялись держать экзамен», имели место факты, когда совершенно негодные нижние чины попадали в прапорщики. В соответствии с резолюцией на этом докладе Николая II: «На это надо обратить серьезное внимание», — военный министр предписал начальнику Главного управления военно-учебными заведениями при приемах в военные училища молодых людей со стороны (т.е. не из кадетских корпусов) обращать внимание на соответствие кандидатов офицерскому званию, нижних же чинов принимать в военные училища при непременном условии представления их к тому начальством (РГВИА. Ф. 725. Оп. 26. Д. 90. Л. 62).

Большие потери среди офицеров и их восполнение за счет ускоренных выпусков военных училищ и школ прапорщиков привело к тому, что командный состав армии стал делиться на две неравные части — кадровых офицеров и офицеров военного времени.

К осени 1917 года в пехотных полках офицеры, прошедшие полный курс военного обучения, составляли 4 проц. Всего офицерского состава, а 96 проц. были офицерами военного времени. По соц и альному происхождению 80 проц. Из них были выходцами из крестьян, и только 4—5 проц. — из дворян (Кавтарадзе А.Г. Указ. соч. С. 27).

Между начальниками и подчиненными стало чувствоваться отчуждение, не наблюдавшееся прежде. Для солдата 1914 года офицеры были старшими членами великой военной семьи, воспитавшего их полка. Отношения между офицерами и солдатами русской армии были проникнуты такой простотой и сердечностью, подобных которым не было ни в одной иностранной армии, да и ни в каких иных слоях русского народа. Солдаты 1916—1917 гг., слабо подготовленные и не понимающие смысла ведущейся войны, видели в офи церах только господ, приносящих в казармы запасных полков, а оттуда в окопы всю остроту разросшихся в стране социальных противоречий и классовой розни. Стоя в строю литерных рот, а затем и действующих частей, эти люди чувствовали себя не гвардейцами, стрелками, не солдатами старых полков, чьи имена помнила Европа, а землепашцами, ремесленниками, фабричными, для которых военная служба была только несчастным событием в жизни. Остатки кадрового офицерства сохранили доверие солдат. Хуже было с офицерскими кадрами военного времени. Большая часть прапорщиков, случайн о надевших офицерские погоны,не сумела надлежащим образом себя поставить. Одни напускали на себя не принятое в русской армии высокомерие и этим отталкивали солдат, другие безвозвратно губили себя панибратством, попытками популярничать. Солдат не чувствовал в них настоящих офицеров (Керсновский А.А.Указ. соч. С. 253).

Слабая морально-психологическая п о дготовка будущих офицеров в военно-учебных заведениях военного времени (особенно в школах прапорщиков ополчения, школах прапорщиков при фронтах и отдельных армиях, при запасных пехотных и артиллерийских бригадах) приводила к тому, что по инициативе отдельных прапорщиков происходили сдачи в плен целых подразделений . Об этом прямо писал в своем письме военному министру В.А. Сухомлинову начальник штаба Верховного главнокомандующего Н.Н. Янушкевич: «Там, где перебиты офицеры, начались массовые сдачи в плен, иногда по инициативе прапорщиков, обращающихся к солдатам: "Чего нам дохнуть холодными и голодными, без сапог, артиллерия молчит, а нас бьют, как куропаток. У немцев лучше. Идем"» (Красный архив. М., 1922. Т. 2. С. 143—144).

Таким образом, организация ускоренной подготовки офицерских кадров русской армии в период Первой мировой войны не смогла в полной мере обеспечить обучение и воспитание младших офицеров, способных самостоятельно и грамотно действовать на поле боя, умело руководить действиями подчиненных, служить для них примером в исполнении воинского долга, что оказало влияние на ход войны.

Кроме того, массовый выпуск офицеров, не получивших полного военного образования, не впитавших лучших традиций русской армии, представляющих различные сословия (в том числе не имевшие ранее доступа к получению офицерского звания), способствовал расколу офицерского корпуса после Февральской и Октябрьской революций 1917 года. Тем не менее опы т ускоренной по дготовки офицеров, полученный в условиях Первой мировой войны, должен быть внимательно изучен в наши дни и учтен в программах военно-учебных заведений на военное время.

Полковник В.М. КОРОВИН,

кандидат исторических наук, доцент;

полковник В.А. СВИРИДОВ,

кандидат педагогических наук, доцент

(г. Воронеж)