Переход к оседлости и производящему хозяйству. Как понимать выражение «оседлый образ жизни Устремляясь к оседлому образу жизни

Очень люблю историю, и это событие в развитии человеческого общества не могло не заинтересовать меня. С удовольствием поделюсь своими знаниями о том, что такое оседлость , и расскажу о тех последствиях, что были вызваны изменением образа жизни.

Что означает термин «оседлость»

Этот термин подразумевает переход кочевых народов к проживанию на одном месте либо в пределах небольшой территории. Действительно, древние племена весьма зависели от того, куда движется их добыча, и это было вполне естественным явлением. Однако со временем человек перешел к производству необходимого продукта , а значит, отпала необходимость перемещаться вслед за стадами. Это сопровождалось строительством жилищ, ведением хозяйства , что требовало создания необходимых в быту вещей. Проще говоря, племя обустраивало определенную территорию, при этом считая ее своей, а потому было вынуждено защищать ее от незваных гостей.

Последствия перехода к оседлости

Переход к такому образу жизни и одомашнивание животных кардинально изменили жизнь людей, а некоторые последствия мы ощущаем и в наши дни. Оседлость - не только перемена образа жизни, но и существенные изменения в самом мировоззрении человека . Фактически земля стала цениться, перестав быть общим достоянием, что и привело к зачаткам собственности. В то же время все нажитое как бы привязывало человека к одному месту проживания, что не могло не сказаться на окружающей среде - распашка полей, строительство оборонительных сооружений и многое другое.

В целом, среди множества последствий перехода к оседлости можно выделить наиболее яркие примеры:

• увеличение рождаемости - как следствие роста плодовитости;
• падение качества питания - согласно исследованиям, переход от животной пищи к растительной привел к уменьшению среднего роста человечества;
• увеличение заболеваемости - как правило, чем больше плотность населения, тем выше этот показатель;
• негативное влияние на окружающую среду - засорение почв, рек, вырубка леса и так далее;
• увеличение нагрузки - поддержание хозяйства требует большего труда, чем просто охота или собирательство.

Одним из парадоксов перехода к оседлому способу жизни является тот факт, что при повышении урожайности возрастало население и увеличивалась зависимость от аграрных культур . В итоге это стало представлять определенную проблему: в случае слабой обеспеченности продуктами возрастает нагрузка на все сферы жизнедеятельности.

На протяжении многих лет было принято воспринимать переход первобытного человека от охоты и собирательства к земледелию просто как очевидный исторический факт. Впоследствии были сформулированы теории, так или иначе объясняющие механизмы этого явления, которое называют «неолитической революцией».

Это выражение ввел небезызвестный историк-марксист Вир Гордон Чайлд , чьими наработками совсем недавно воспользовались американские исследователи, доказавшие .

Современная же наука обладает впечатляющим арсеналом наработок и технологий, позволяющих хотя бы частично перевести исследования из разряда сугубо теоретических в практическое русло, пусть и посредством моделирования. К новейшим разработкам прибег и американско-корейский тандем ученых, показавший, как

переход к сельскому хозяйству был сопряжен с изменением уже зародившегося института собственности.

Известный еще в СССР марксист и исследователь Самуэль Боулс и его коллега Чжон-Кё Чхве из американского использовали имевшиеся в их распоряжении климатические, археологические и геологические данные

для воссоздания той обстановки, что сопутствовала неолитической революции, которая произошла на стыке двух геологических эпох — заканчивавшегося на тот момент плейстоцена и продолжающегося до сих пор голоцена — то есть примерно 12 тысяч лет тому назад.

Не так давно , как на стыке двух этих эпох тихоокеанские аборигены уничтожали уникальные виды птиц. Сейчас же целью исследователей было выяснить, как имевшиеся условия способствовали тому, что переход к оседлому земледельческому хозяйству и появление новой системы собственности стали возможными.

Выяснилось, что первоначально, в конце плейстоцена, переход к сельскому хозяйству был явлением массовым. Этому способствовали не только определенные эволюционные подвижки, произошедшие с человеком, но и сложившиеся климатические условия. Позднее, однако,

природа сыграла злую шутку: климат вновь изменился, и оказалось, что человеку гораздо эффективнее вновь вернуться к охоте и собирательству, нежели прилагать огромные усилия для того, чтобы в новых условиях выживали высаженные им растения. Так, например, были вынуждены сделать жители австралийского побережья, Калифорнийского полуострова и современной Западно-Капской провинции ЮАР. Аграрная революция в этих местах произошла гораздо позднее, а именно с прибытием европейских колонизаторов,

хотя условия для ведения сельского хозяйства там уже успели стать более чем благоприятными.

На других же землях человек обосновался гораздо более основательно: например, в Индии, Скандинавии и Леванте. Изначально переход к земледелию представлялся не совсем выгодным: в силу низкого развития технологий люди были не в состоянии собирать необходимый для выживания урожай. Тем не менее,

фермеры и охотники с собирателями продолжали сосуществовать в своеобразном симбиозе до тех пор, пока земледелие и скотоводство не стали полностью обеспечивать потребности людей.

Однако оседлый образ жизни сам по себе способствовал улучшению демографических условий, в частности, теперь шанс выжить и вырасти был у гораздо большего количества детей.

Тем временем развивались и иные механизмы, которые были связаны с сельским хозяйством лишь косвенно. Речь идет о системе собственности:

если бытовавшие до начала неолитической революции механизмы основывались на экономике дара, то теперь их место стала занимать частная собственность. Получается, что определенные блага и ресурсы — земля, урожай и скот — были попросту приватизированы новыми «владельцами».

Таким образом, переход к сельскому хозяйству произошел как раз благодаря тому, что множество людей иначе подошло к проблеме владения чем-либо и решилось использовать новые, но на тот момент не очень проверенные технологии.

Стоит отметить, что произошло все это далеко не сразу: пресловутый переход занял от 2 до 4,5 тысяч лет. За такой солидный промежуток времени собиратели и охотники окончательно утратили лидирующие позиции — появившиеся механизмы семейного хозяйства поспособствовали развитию и утверждению института частной собственности.

Однако необходимо уточнить, что переход к сельскому хозяйству шел не только долго, но порой и кровопролитно. Так, например, это происходило на Ближнем Востоке.

Вот как объяснил этот процесс «Газете.Ru» профессор Самуэль Боулс: «Люди перешли к сельскому хозяйству и оседлому образу жизни не потому, что того требовали обстоятельства».

Это произошло благодаря банальной человеческой жадности: люди увидели, что теперь, выращивая растения и приручая животных, они вполне могут не зависеть ни от кого, кроме своих близких, объясняет профессор.

По прошествии времени человек уже владел достаточным количеством семян, не понаслышке знал, как, что и в каком количестве необходимо выращивать. Неолитическая революция свершилась, а вместе с ней появился институт частной собственности и новый уклад жизни.

Как было показано, разные типы раннепервобытных хозяйственно-культур­ных систем предполагали и разные типы, точнее разное качество человеческой индивидуальности. А тип и качество человека как субъекта исторического про­цесса, наряду с объективными факторами особенностей климата, животного и растительного миров и пр., играл важнейшую, но, к сожалению, почти неулови­мую методами научного анализа роль в истории первобытного общества.

Наиболее благоприятные условия для развития личных качеств людей на­ходим в кровнородственных общинах субтропическо-умеренной полосы с ее четко выраженным половозрастным разделением труда (в том числе и в преде­лах семьи) и развитой реципрокной системой (в пределах которой, как отмеча­лось, каждый был заинтересован вносить в общественный фонд потребления как можно больше с тем, чтобы и получить больше, но уже в виде престижных символов и знаков общественного уважения и признания). В этих условиях быстрее, чем в других местах, происходило усовершенствование орудий инди­видуального труда (появляются лук и стрелы, так называемые "жатвенные ножи" и другие вещи, выполненные в микролитическо-вкладышевой технике), разви­тие индивидуальных амбиций (могущественный стимул для деятельности ради их удовлетворения) и индивидуального чувства ответственности как человека (прежде всего, мужчины-добытчика) перед общиной, так и членов нуклеарной семьи друг перед другом (жены и мужа, родителей и детей). Эти тенденции, безусловно, должны были закрепляться в традиционной культуре, найти отра­жение в обрядовой практике и мифах.

Таким образом, к моменту катастрофических климатических и ландшафт­ных сдвигов, происходивших на рубеже плейстоцена и голоцена около 10 тыс. лет назад, на Земле уже сложился тип общества, потенциально способный к190

освоению более сложных, в том числе и производящих, форм жизнедеятельнос­ти, чем охота и собирательство. Его представители (благодаря достаточной степени индивидуализации хозяйственной и общественной жизни) были спо­собны к относительно быстрой и эффективной адаптации к новым условиям, причем адаптации разнонаправленной. Выбор форм адаптации к изменявшим­ся условиям существования определялся сложным переплетением объектив­ных (ландшафт, климат, рельеф, численность коллектива) и субъективных (объем и характер знаний людей, наличие среди них авторитетных энтузиастов-нова­торов - тойнбианского "творческого меньшинства", готовность остальных пойти на риск и сменить формы жизнедеятельности) моментов. В разных регионах тут наблюдались существенные различия.

Планетарная катастрофа, вызванная стремительным таянием ледников, сдвигом и изменением границ климатических поясов и ландшафтных зон, поднятием уровня мирового океана и затоплением колоссальных площадей приморских низин, изменением береговой линии на всей планете, - обусло­вила кризис практически всех систем жизнеобеспечения позднего плейсто­цена. Исключение составляли разве что общества тропических собирателей, поскольку вблизи экватора климат почти не изменился, хотя под воду ушли огромные пространства суши, в особенности в районах Индокитая - Индо­незии - Филиппин. Повсеместно было нарушено прежнее экологическое равновесие, определенный баланс между рассеянными по планете охотни-чье-собирательскими общинами и окружающей средой. Это, в свою очередь, было связано с кризисом информационного обеспечения жизнедеятельности людей, чьи традиционные знания не соответствовали требованиям изменив­шихся обстоятельств.

Человечество оказалось в точке бифуркации. В условиях, когда резко воз­росла степень неустойчивости традиционных систем (основанных на присваи­вающем хозяйстве), разразился кризис прежних форм жизнедеятельности. Со­ответственно, началось стремительное нарастание спонтанных флуктуации - в виде экспериментальных, так сказать, "в слепую", поисков эффективных "от­кликов" на "вызовы" изменившихся обстоятельств.

Успех в этой борьбе с вызовами внешних сил был связан не в последнюю очередь с деятельно-творческими потенциями людей, оказывавшихся в крити­ческом положении. А они в решающей степени зависили от типа социокуль­турной системы, который они представляли. Наибольшую гибкость и мобиль­ность (в том числе и в духовном отношении) проявляли среди них те, чьи твор­ческие потенции индивида были менее скованы традиционной регламентаци­ей жизнедеятельности. Соответствующие социумы и имели (при прочих рав­ных обстоятельствах) лучшие шансы на успех.

Однако не следует забывать, что внешние условия в различных регионах были весьма несхожими. Оптимальное сочетание вызова внешних сил, социо­культурного типа общества (с соответствующим характером человеческой ин­дивидуальности) и благоприятных для перехода к новым видам хозяйственной деятельности внешних условий (мягкий климат, наличие богатых рыбой водо­емов, а также пригодных для доместикации видов растений и животных) на­блюдалось на Ближнем Востоке. Местные протонеолитические общества на рубеже плейстоцена и голоцена и создали впервые в истории человечества предпосылки для начала реализации цивилизационного процесса.Становление производящего хозяйства и племенной организации 191

Здесь, в _ Восточносредиземноморско-Переднеазиатском регионе, в среде общин, достаточно индивидуализированных в производственном и социальном отношении охотников и собирателей пересеченных прибрежно-предгорно-лес-ных субтропических ландшафтов, приблизительно 12 тыс. лет тому наблюдаем становление нескольких линий дальнейшей эволюции первобытного человече­ства. Среди них только одна, связанная с земледельческо-скотоводческим хо­зяйством, непосредственно вела к цивилизации. Несколько позже подобные процессы происходят и в других регионах земного шара, в частности в Восточ­ной Азии, а также Центральной и Южной Америке.

Связанные с таянием ледника планетарные экологические сдвиги привели к расхождению и путей развития охотничье-собирательских коллективов Сре-диземноморско-Переднеазиатского региона. Отмечу два их основных направ­ления. С одной стороны, в условиях распространения лесов севернее Альп и Карпат охотничье-собирательские группы из Северного Средиземноморья (с Пиренейского и Апеннинского полуостровов, Южной Франции и Балкан) на­чали осваивать широкие пространства Центральной и Восточной, а затем и Северной и Северо-Восточной Европы. Избыточное население расселялось на новых, уже также лесных пространствах, оставленных ушедшими к высоким широтам за стадами северных оленей охотниками. С другой стороны, при уси­лении иссушения Северной Африки и Передней Азии и параллельном наступ­лении морей, население многих областей Ближнего Востока оказалось в крити­ческом положении. Поголовье промысловых животных стремительно сокра­щалось, что особенно остро ощущалось в зажатой между морем, отрогами Ли­вана и подступавшими с юга (Синай) и востока (Аравия) пустынями Палести­не. В этих условиях "откликами" на "вызов" внешних сил стали, во-первых, переориентация на интенсивное использование пищевых ресурсов водоемов, что быстро привело к развитию специализированного рыболовства, и, во-вто­рых, формирование раннеземледельческо-скотоводческого хозяйственно-куль­турного комплекса - основы дальнейшего цивилизационного процесса.

Первая, западносредиземноморско-среднеевропейская линия развития охот­ничье-собирательских обществ закрытых ландшафтов первых тысячелетий го­лоцена представлена материалами многочисленных мезолитических культур лесных и лесостепных пространств Европы. Для них была характерна адапта­ция к имеющимся природным условиям и расселение^ пределах соответству­ющей, знакомой им ландшафтной зоны. Владея луком и стрелами, будучи хо­рошо приспособленными к жизни в богатой водоемами лесной зоне Европы, небольшие, из нескольких семей, кровнородственные общины образовывали, как и ранее в Средиземноморье, группы родственных протоэтносов. В рамках таких межобщинных массивов циркулировала информация и происходил об­мен брачными партнерами, полезным опытом и достижениями.

Постоянно проживая около воды, такие люди, не оставляя охоты и собира­тельства, уделяли со временем все большее внимание использованию пищевых ресурсов водоемов. Первые стационарные поселения специализированных рыбаков возникают в Европе (у Днепровских порогов, в районе Железных ворот на Дунае, вдоль южного побережья Северного моря, в Южной Прибал­тике и т.п.) приблизительно в VIII-VII тыс. до н. э., тогда как в Восточном Средиземноморье они датируются как минимум одним-двумя тысячелетиями ранее. Поэтому трудно сказать, формируется ли челночно-сетьевое рыболов-192 ________________________________________

ство в наиболее удобных для него местах Европы самостоятельно, или при заимствовании соответствующих хозяйственно-технических достижений с Ближ­него Востока, откуда группы рыбаков через Средиземноморье и Эгеиду могли попасть в Причерноморье и Подунавье достаточно рано.

В условиях сбалансированной охотничье-рыболовческо-собирательской (при все более большей ориентации на рыболовство) хозяйственной системы мезо­литические и ранненеолитические протоэтносы отличались невысокой плотно­стью населения и его очень медленным приростом. При возростании числен­ности людей можно было отселить несколько молодых семей вниз или вверх по реке, поскольку пространств, пригодных для ведения комплексного присва­ивающего хозяйства в Европе, как и в Северной Америке, Сибири или на Дальнем Востоке, на протяжении многих тысячелетий было предостаточно.

Как и во времена палеолита, такого рода кровнородственные общины орга­нически вписывались в ландшафт, становясь высшим звеном соответствующих биоценозов. Но потребительское отношение к окружающей среде, предпола­гавшее уже осознанное" (как о том свидетельствуют и этнографические дан­ные) поддержание равновесия между количеством людей и естественной пи­щевой базой, блокировало возможности дальнейшей эволюции. Поэтому су­щественные хозяйственные и социокультурные изменения в лесной полосе неолитической Европы были вызваны, прежде всего, распространением иноэт-ничных, более развитых групп населения с юга, главным образом со стороны Ближнего Востока через Балканско-Дунайско-Карпатский регион и Кавказ.

На Ближнем же Востоке на протяжении первых тысячелетий голоцена на­блюдалась принципиально иная картина, определявшаяся охватившей регион "неолитической революцией". Исследователям, в частности В.А. Шнирельма-ну, удалось связать ареалы древнейших земледельческих культур с центрами происхождения культурных растений Н.И. Вавилова.

Возникновению земледелия предшествовало довольно эффективное соби­рательство, благодаря которому человек узнавал вегетативные свойства расте­ний и создавал соответствующие орудия труда. Однако не вызывающее сомне­ния происхождение земледелия на основе собирательства еще не дает ответа на вопрос: почему люди вместо того, чтобы собирать готовый урожай в райо­нах естественного произрастания съедобных растений (как было в палеолити­ческие времена), начинают обрабатывать землю в других местах? Такими мес­тами обработки земли всегда были участки, расположенные вблизи мест по­стоянного проживания людей. Следовательно, зарождение земледелия предпо­лагало наличие хотя бы ранних форм оседлости, которая должна была появить­ся несколько ранее, чем возделывание окультуренных растений. Согласно хо­рошо обоснованному выводу В.Ф. Генинга, оседлость возникает, прежде всего, вследствие переориентации охотничье-собирательских общин на специализи­рованное использование водных пищевых ресурсов. Это было связано (в част­ности, на Ближнем Востоке) с катастрофическим уменьшением количества промысловых животных.

Ориентация на активное использование пищевых ресурсов водоемов спо­собствовала концентрации населения по берегам рек, озер и морей. Здесь и появляются первые стационарные поселения, известные в Палестине с X- IX тыс. до н. э. - на озере Хуле (поселение Эйнан) и вблизи Средиземного моря возле горы Кармел. В обоих случаях обнаружены свидетельства достаточ-Становление производящего хозяйства и племенной организации ___________________________193

но развитого сетьево-челнового рыболовства (грузила от сетей, кости глубоко­водных морских рыб и пр.).

Сокращение количества промысловых животных и успехи рыболовства спо­собствовали, таким образом, концентрации людей вокруг водоемов, создавая условия для перехода к оседлости. Рыболовство давало постоянную пищу без потребности перемещения всех членов общины. Мужчины могли отплывать на день и более тогда как женщины и дети оставались в общинном поселке. Такие изменения в образе жизни способствовали началу быстрого возростания чис­ленности и плотности населения. Они облегчали (по сравнению с мобильным образом жизни охотников и собирателей) участь беременных и кормящих женщин, способствовали уменьшению количества случаев Іибели или увечья мужчин (более частых на охоте, чем при занятии рыбной ловлей).

Поскольку рыбацкие поселения располагались обычно на значительном рас­стоянии от полей диких злаков и мест произрастания других съедобных расте­ний, естественным было желание приблизшь такие поля к общинным посел­кам, тем более, что условия для выращивания растений (хорошо унавоженные почвы вокруг поселений, расположенных возле воды, защита от диких живот­ных и птичьих стай) здесь были весьма благоприятными. Иными словами, для возникновения земледелия требовалось наличие по крайней мере трех усло­вий (не учитывая самого факта кризиса присваивающего хозяйства):

1) наличие в окружающей среде видов растений, принципиально пригодных для доместикации;

2) появление в результате многотысячелетней практики специализирован­ного собирательства достаточных знаний о вегетативных свойствах расте­ний и необходимых для земледельческих работ орудий труда (сперва малоот­личные от тех, которыми пользовались собиратели);

3) переход к оседлому образу жизни вблизи водоемов благодаря длительному интенсвному использованию их пищевых ресурсов, прежде всего за счет разви­тия рыболовства.

Однако примечательно, что первичные ячейки земледелия повсюду возни­кают у водоемов с ограниченными запасами пищевых ресурсов, тогда как на морских побережьях, в поймах и устьях великих рек рыболовство еще долгое время сохраняет ведущую роль. Так, на Ближнем Востоке древнейшие формы земледелия обнаруживаются в долине Иордана, а также по притокам Тигра в предгорьях Загроса и у озер Центральной Анатолии (куда они, очевидно, попа­ли из Палестины и Сирии), в местностях, где имелись дикие предки многих домашних растений, а пищевые ресурсы водоемов были ограничены, но не в заболоченных в ту пору долине Нила, нижних течениях Тигра и Евфрата или на Сиро-Киликийском побережье.

Таким же образом противопоставляются приозерная местность долины Мехико, расположенная среди сухого плато Центральной Мексики, и ближай­шие к ней побережья Тихого океана и Мексиканского залива, озера и речные долины Андского плато - Перуанскому побережью. То же, как представляет­ся, можем сказать и о соотношении тенденций хозяйственного развития в глу­бинных районах Индокитая с восточными предгорьями Тибета - и побережь­ем Юго-Восточной Азии, Китая и Японии.

Возможности для возникновения земледелия, вероятно, существовали на значительно более широких территориях, чем те, где оно появляется впервые.194 Первобытные основания цивилизации

Но при условиях довольно продуктивного рыболовства люди, ведя оседлую жизнь и даже имея необходимые знания в области земледелия, вполне созна­тельно сохраняют свой традиционный способ жизнедеятельности.

Переориентация хозяйства на выращивание съедобных растений происхо­дит лишь в том случае, когда сокращающиеся пищевые ресурсы водоемов уже не были способны удовлетворить потребности возрастающего населения. Только кризис традиционного присваивающего хозяйства принуждает людей перехо­дить к земледелию и животноводству. Как показал Р. Карнейро на этнографи­ческих материалах Амазонии, без крайней необходимости охотники и рыболо­вы на земледелие не переориентируются.

Вот почему неолитическое население долин Нила, Тигра и Евфрата, побере­жий Сирии и Киликии, Персидского залива и Японии, Каспия и Арала, Юкатана и Перу, многих других регионов долгое время, поддерживая непосредственные отношения с соседними земледельческо-скотоводческими обществами и будучи знакомым с основами их хозяйственного уклада, сохраняло приверженность ры­боловецкому образу жизни, лишь частично и в невысокой мере дополняя его охотой и собирательством, а затем ранними формами земледелия и скотоводства.

В течение IX-VI тыс. до н. э. специализированные рыболовческие общества тонкими цепочками со стороны Ближнего Востока распространяются по всему Средиземноморью, поднимаются к среднему течению Нила, осваивают побере­жья Персидского залива и Аравийского моря. Подобные им группы в то же время становятся ведущей этнокультурной силой в Прикаспии и Приаралье, нижнем течении Амударьи и Сырдарьи. Такие общины оставили следы неолити­ческих поселений в районе Керченского пролива, на Днепре и Дунае, вдоль побережий Балтийского и Северного морей и т. п. Но, будучи жестко привязан­ными к своим экологическим нишам, рыболовческие коллективы, в целом, мало влияют на охотничьи общества соседних, внутренних, районов. К тому же воз­можности их развития были принципиально ограничены естественными ресур­сами, которые человек мог только истощать, но не восстанавливать. Поэтому и основанная на специализированном рыболовстве линия эволюции заводит в ту­пик, выходом из которого может быть лишь переориентация на земледельческо-скотоводческие виды деятельности. Как справедливо в свое время отмечал Г. Чайлд. если общества присваивающей экономики живут за счет природы, то ориенти­рованные на воспроизводящее хозяйство вступают в сотрудничество с ней. Пос­леднее и обеспечивает дальнейшее развитие в сторону цивилизации.

Таким образом, в зонах с ограниченными пищевыми ресурсами водоемов при наличии благоприятных внешних факторов, в условиях увеличения демог­рафического прессинга происходит относительно быстрый переход от рыболо-вецко-охотничье-собирательских форм хозяйства к раннеземледельческо-ско-товодческой экономике. Однако в богатых рыбными ресурсами районах обще­ство довольно продолжительное время может существовать на базе специали­зированного рыболовства и морской охоты. В течение достаточно продолжи­тельного периода обе отмеченные линии эволюции обеспечивают приблизи­тельно равные возможности для повышения - на основе регулярного получе­ния излишков пищевых продуктов и оседлого образа жизни - демографичес­кого потенциала, эффективности системы общественной организации, накоп­ления и движения культурной информации, развития религиозно-мифологи­ческих представлений, ритуальных и магических практик, различных видовСтановление производящего хозяйства и племенной организации

искусства и пр. У ранних земледельцев и высших рыболовов одинаково видим большие стационарные поселения и родовые культы, систему половозрастной стратификации с первыми элементами доминирования в рамках общин отдель­ных знатных кланов и семей. Этнографически это хорошо иллюстрируют ма­териалы Новой Гвинеи и Меланезии.

При этом важно подчеркнуть, что, как справедливо отмечал В.Ф. Генинг, собственно родовые отношения, основывающиеся на представлении о связан­ном со счетом колен и генеалогических линий вертикальном, уходящем в глу­бины прошлого родстве, появляются лишь с переходом к оседлости. Они име­ют определенное социально-экономическое содержание: обоснование (через преемственность поколений) права живущих на постоянные промысловые уго­дья (прежде всего, рыбные) и используемую (под земледельческие культуры или пастбища) землю. Родовые оседлые общины владеют своими территория­ми на том основании, что эти земли принадлежали их предкам, духи которых и сохраняют над ними верховный патронат.

Именно в неолите, с переходом к оседлости на базе высших форм рыболов­ства и раннего земледелия, появляется род как социальный институт с четким знанием его членами ступеней родства, а также ритуалами почитания основа­теля рода и прочих предков, в том числе и тех, которых никто из живущих не видел, но слышал о них от представителей старших поколений. Это находит отражение в почитании могил и культе черепов предков, в практике создания родовых могильников и появлении тотемных столбов с символически пред­ставленными на них образами предков, нередко наделенных выразительными тотемическими чертами. Такие столбы хорошо известны, к примеру, у полине­зийцев или индейцев северо-западного побережья Северной Америки.

Между тем, по мере исчерпания пищевых ресурсов водоемов и началом кризиса рыболовецких обществ, тем более при возрастании численности насе­ления, когда часть людей была вынуждена селиться вдали от богатых рыбой водоемов, наблюдаем неизменное увеличение роли земледелия и животновод­ства (естественно, там, где оно было возможно).

Более того, во многих местах, ранее заселенных всецело оприентированны-ми на рыболовство коллективами, наблюдаются стремительные темпы опере­жающего (по отношению к соседним территориям с более древними земле­дельческими традициями) развития. Сказанное относитдя как к Египту, Шуме­ру и долине р. Инд (по сравнению с Палестиной и Сирией, Загросом и Цент­ральной Анатолией) начиная с V тыс. до н. э., так и к побережьям Юкатана и Перу (по сравнению с плато Центральной Мексики и долинами Анд) с, соот­ветственно, II и I тыс. до н. э.

Следует отметить также, что в то время, когда население центров опережа­ющего развития, основываясь на все более усовершенствовавшихся формах земледелия, интенсифицировало свое развитие, на их периферии темпы эво­люции и прироста населения были куда меньшими. Поэтому избыточная чело­веческая масса из таких центров все более расселялась по окружающим зем­лям, где естественные условия были благоприятными для ведения земледелия.

Демографический потенциал у ранних земледельцев всегда был значитель­но большим, чем у их соседей, а хозяйственно-культурный тип - более высо­ким и совершенным. Поэтому при взаимодействии с соседями они, как прави­ло, или вытесняли, или ассимилировали их. Впрочем, в отдельных случаях, если

Первобытные основания цивилизации

в контакт с продвигавшимися земледельцами вступали рыболовы, последние, воспринимая основу воспроизводящего хозяйства, могли сохранить свою этно­языковую идентичность. Так, очевидно, случилось в Нижней Месопотамии в процессе формирования общности древних шумеров.

Политическая организация усложняется с переходом к оседлости и производящему хозяйству (земледелию и животноводству) В археологии данное явление нередко называют «неолитической революцией». Переход к производящему хозяйству стал важной, революционной вехой в истории человеческой цивилизации. С этого времени раннепервобытные локальные группы сменили устойчивые, оседлые формы общины, численность которых составляла от многих десятков до нескольких тысяч человек. Внутри общин усилилось неравенство, возникли возрастные статусы, имущественная и социальная дифференциация, появились зачатки власти старейшин. Общины объединялись в неустойчивые надобщинные образования, в том числе в племена.

Для ранних и развитых земледельческих обществ характерен широкий спектр форм политического лидерства. Наиболее интересным примером лидерства в раннеземледельческих обществах является институт бигмена (от англ, bigman). Принципиальное отличие власти бигменов от власти вождей - это ненаследуемый характер их общественного статуса. Бигме- нами становились, как правило, наиболее инициативные люди, которые выделялись своими разнообразными способностями, обладали физической силой, отличались трудолюбием, были хорошими организаторами и могли улаживать конфликты. Они были храбрыми воинами и убедительными ораторами, некоторым из них приписывались даже особые магические способности, умение колдовать. Благодаря этому бигмены увеличивали богатство своих семей и общинных групп. Однако увеличение богатства не вело автоматически к повышению социальных позиций.

Источник высокого статуса бигмена - это его престиж, связанный с организацией массовых пиршеств и раздач. Это позволяло ему создавать сеть зависимых лиц, что дополнительно способствовало его преуспеванию. Однако влияние бигменов не было стабильным. Оно постоянно находилось под угрозой потери своих приверженцев. Бигмен вынужден был демонстрировать свой высокий статус, тратить значительные средства на организацию коллективных церемоний и пиров, раздавать своим соплеменникам подарки. «Бигмен копит не для того, чтобы использовать для одного себя, а для того, чтобы раздавать это богатство. Каждое важное событие в жизни человека - свадьба, рождение, смерть, и даже постройка нового дома или каноэ - отмечается пиршеством, и чем больше пиршеств устраивает человек, с чем большей щедростью выставляет он угощения, тем выше его престиж» .

Политическая власть и статус бигмена были персональны, т.е. не могли передаваться по наследству, и нестабильны, поскольку зависели исключительно от личных качеств кандидата, его способности обеспечивать свое престижное положение посредством раздачи массовых подарков.

Американский антрополог Маршалл Салинз (р. 1930) отмечает такую сторону жизни и деятельности бигмена в меланезийском обществе, как открытая конкуренция статусов. Тот человек, который имеет амбиции и пробивается в бигмены, вынужден интенсифицировать свой собственный труд и труд членов своих домохозяйств. Он приводит слова Хогбина: главе мужского дома у бусама Новой Гвинеи «приходилось работать больше, чем кому бы то ни было, чтобы пополнять свои запасы продовольствия. Претендующий на почет не может почить па лаврах, он должен постоянно проводить большие празднества, накапливая доверие». Общепризнано, что ему приходится «вкалывать» день и ночь: «его руки постоянно в земле, а со лба то и дело стекают капли пота» . Смысл проведения празднеств заключался в том, чтобы повысить свою репутацию, увеличить число сторонников и сделать других должниками. Личная карьера бигмена имела общее политическое значение. Когда он выходит за пределы узкой группы своих сторонников и начинает спонсировать общественные празднества, с помощью чего укрепляет престиж, «делает себе имя в широком кругу». «Бигмены со своими потребительскими амбициями, - пишет М. Салинз - являются средствами, с помощью которых сегментированное общество, "обезглавленное" и разбитое на маленькие автономные общины, преодолевает этот раскол, по крайней мере в сфере обеспечения продовольствием, и формирует более широкий круг взаимодействия и более высокий уровень кооперации. Заботясь о собственной репутации, меланезийский бигмен становится концентрирующим началом племенной структуры» .

Племя. Понятие «племя» может трактоваться двояко: как один из типов этнических общностей на ранних этапах исторического процесса и как специфическая форма социальной организации и структура управления, характерная для первобытности . С точки зрения политической антропологии, важен второй подход к этому термину. Племя - это надобщин- ная политическая структура. Каждый сегмент племенной организации (община, линидж, патронимия и т.д.) экономически независимы. Лидерство в племенах, как и в локальных группах, является личным. Оно основывается исключительно на индивидуальных способностях и не предполагает каких-либо формализованных должностей.

Учеными выделяются две исторические формы племенной организации: ранние и «вторичные». Ранние, архаические племена представляли собой аморфные, не имеющие четких структурных границ и общего руководства совокупности сегментов различных таксономических уровней. Основными признаками этих племен были: отношения родства, единая территория обитания, общее название, система ритуалов и церемоний, собственный языковый диалект. Для их обозначения используются термины: «соплеменность», «максимальная община», «скопление локальных групп», «первичное племя» и т.д.

В качестве примера можно рассмотреть племена нуэров, которые описал британский антрополог Эдван Эванс-Притчард (1902-1973). Племена нуэров разбиты на сегменты. Самые крупные сегменты Эванс-Причард называет первичными отделами племени; они, в свою очередь, делятся на вторичные отделы племен, а те - на третичные отделы. Третичный отдел племени охватывает несколько деревенских общин, которые состоят из родственных и домовых групп. Так, племя Л у делится на первичные отделы гун и мор. Первичный отдел гун делится на вторичные отделы рум- джок и гаатбал. Вторичный отдел гаатбал, в свою очередь, делится на третичные отделы ленг и ньярквач .

Чем меньше сегмент племени, тем компактнее его территория, тем сплоченнее его члены, тем разнообразнее и крепче их общие социальные связи, а поэтому сильнее и ощущение единства. Племена нуэров характеризуются принципами сегментации и оппозиции. Сегментация означает деление племени и его подразделений на сегменты. Второй принцип отражает оппозиционность между сегментами племени. Эванс-Причард пишет по этому поводу: «Каждый сегмент также расколот, и между его частями существует оппозиция. Члены каждого сегмента объединяются для войны против смежных сегментов того же порядка и объединяются с этими смежными сегментами против более крупных отделов» .

«Вторичная» форма племени в политическом отношении является более интегрированной структурой. Она имела зародышевые органы общеплеменной власти: народное собрание, совет старейшин и военных и (или) гражданских вождей. Л. Морган обрисовал подобный тип общества в книгах; «Лига ходеносауни, или ирокезов» и «Древнее общество». Исследователь выделял следующие признаки ирокезского племени: единые территория, название, диалект языка, верования и культура, право утверждать и смещать мирных вождей - сахемов, военачальников и прочих. Племена делились на две экзогамные группы - фратрии, последние состояли из родов и более мелких структурных подразделений. Всего было пять племен ирокезов. Они могли выставить в совокупности 2200 воинов.

В племенной совет входили вожди родов, военачальники, пожилые женщины. Все заседания проходили публично, в присутствии взрослых членов племени. На совете решались споры между родовыми подразделениями, объявлялись войны, заключались мирные соглашения, урегулировались отношения с соседями, выбирались вожди. Кандидатуру на должность сахема из числа пожилых воинов, отличившихся в войнах и обладавших репутацией щедрых и мудрых, предлагала самая старшая женщина. После утверждения на племенном совете и на совете конференции сахем получал символ своей власти - рога. Если он не справлялся со своими обязанностями, то ему «обламывали рога» - лишали священного статуса. Вожди избирались также на совете лиги племен. Верховный вождь конференции избирался от одного из племен . Этнографическими примерами «вторичных» племен могут также считаться многие из обществ кочевпиков-ското- водов Северной Африки и Евразии (арабы, туареги, пуштуны и др.).

В 60-е гг. XX в. взгляд на племя как на универсальный институт первобытной эпохи был подвергнут критике в западной антропологии. В настоящее время большинство зарубежных исследователей придерживается точки зрения Мортона Фрида (1923-1986), согласно которой племена возникали только как следствие внешнего давления развитых государственных обществ на безгосударственные, и такая форма социальной организации имеет исключительно вторичный характер. В соответствии с данным мнением, «племя» не включается в обязательный перечень форм перехода политической организации от локальных групп к государственности .

В связи с этим необходимо заметить, что концепция племени имеет важное значение для понимания особенностей вождества, которое явилось следующей ступенькой на пути к государственности. Племенное общество является менее сложной формой управления и власти, чем вождесгво. В вождестве народ отстранен от управления, тогда как в племенном обществе народное собрание наряду с советом старейшин и институтом вождей является важным инструментом выработки и принятия решений. В вождестве существует иерархия власти, социальная стратификация, редистри- бутивная система, получает развитие культ вождей. Племя характеризуется больше декларируемой, чем реальной иерархией, более эгалитарной социальной структурой, отсутствием редистрибутивной системы, институт вождей начинает только складываться.

Вождество. Теория вождества (от англ, chiefdom) разработана представителями западной политической антропологии. В рамках этой концепции вождество рассматривается как промежуточная стадия между безгосударственными обществами и государственными. Наиболее фундаментальные стороны теории вождества были сформулированы в трудах Э. Сервиса и М. Салинза . История открытия и последующего развития теории вождества подробно освещена в работах российских исследователей С. Л. Васильева и Н. Н. Крадина. Понятие «вождество», или «чифдом», вошло в научный аппарат российских исследователей и нашло отражение в научной и учебной литературе.

Вождество можно определить как форму социополитической организации позднепервобытного общества, характеризующуюся централизованным управлением, социальным и имущественным неравенством, редистрибутивной системой перераспределения, идеологическим единством, но отсутствием репрессивного аппарата принуждения.

Основными признаками вождества являются следующие:

• а) наличие надлокальной централизации. В вождествах существовали иерархическая система принятия решений и институт контроля, но существующие органы власти не имели аппарата принуждения и не имели права на применение силы. Правитель вождества имел ограниченные полномочия;
• б) вождества характеризуются достаточно четкой социальной стратификацией и ограниченным доступом простых общинников к ключевым ресурсам; наблюдается тенденция к отделению элиты от простых масс в замкнутое сословие;
• в) важную роль в экономике вождеств играла редистрибуция, означавшая перераспределение прибавочного продукта;
• г) для вождеств характерна общая идеологическая система, общий культ и ритуалы.

Вождества характеризуются социальной дифференциацией. Самые простые вождества делились на вождей и простых общинников. В более стратифицированных обществах имелись три основные группы: верхняя - наследственные вожди и другие категории элиты; средняя - свободные полноправные члены; низшая - различные группы неполноправных и бесправных лиц.

В качестве примера можно привести одно из традиционных обществ Северо-Восточной Танзании второй половины XIX в. Вождества здесь обычно состояли из общин численностью 500-1000 человек. Каждая из них возглавлялась помощниками вождя (валоло) и старейшинами (уачили), которые соединяли общины с центральным поселением. Общее количество этих лиц не превышало несколько десятков человек. Общинники подносили вождю подарки продуктами, скотом, пивом. За это вождь обеспечивал подданных магической защитой в отношениях с богами, защищал от при

В Средней Азии в X-XI вв. наряду с существованием отдельных полуоседлых и оседлых групп, занимавшихся также , было кочевое экстенсивное скотоводство. Большим подспорьем у кочевников был охотничий промысел. В городах огузы и туркмены занимались и ремеслами. Примерно такое же положение складывалось вначале и у (основу их составляли огузы и туркмены) в Анатолии: их главным занятием оставалось кочевое скотоводство. Так, мемуарист третьего крестового похода Тагенон писал (1190 г.), что тюрки в Конье жили в шатрах. Марко Поло дает такую характеристику туркменам Анатолии: «живут они в горах и в равнинах, повсюду, где знают, что есть привольные пастбища, так как занимаются скотоводством» . Примерно так же описывал туркмен и итальянский монахдоминиканец Р. Монтекроче, посетивший Малую Азию на рубеже XIII-XIV вв. Марко Поло упоминает о «добрых туркменских лошадях», «хороших дорогих мулах». О «добрых конях» сообщает и Хайтон. Видимо, это были знаменитые туркменские лошади, приведенные туркменами изза Каспия. Позже, в , как и ньше, Анатолия лошадьми уже не славилась. У Марко Поло говорится и о периодических кочевках : летом в северовосточные области Малой Азии приходят «толпы левантских татар (тюрок.- Д. Е.), потому что летом здесь привольные пастбища, зимой они уходят туда, где тепло, есть трава и пастбища». Известно также, что помимо скотоводства занимались извозом и изготовлением ковров.

Однако часть огузов и туркмен стала , переходить на оседлость. Так, в эпосе «Деде Коркуд», наряду с рассказами о том, что огузы часто занимаются охотой, совершают набеги на гяуров, откочевывают па летовки, живут в шатрах, имеют огромные стада овец и табуны лошадей (причем подчеркивается, что это-их основное богатство), есть очень характерное упоминание о принадлежащих им виноградниках в горах. Таким образом, огузы имели уже свои виноградники. На это обратил внимание А. Ю. Якубовский. А Ибн Баттута встретил деревню туркмен. Здесь мы имеем дело с начавшимся процессом оседания тюроккочевников на землю в Анатолии, что явилось первым шагом к их прочному поселению на захваченных территориях, внедрению среди местного населения, сближению с ним и его последующей ассимиляции.

Забегая вперед, отметим, что этот процесс растянулся на очень длительный срок: даже до наших дней сохранились в Турции , которые продолжают вести чисто кочевой образ жизни, - юрюки. На востоке Анатолии часть бывших кочевников сохранила полукочевой образ жизни. Это - туркмены. Разница между юрюками и туркменами состоит, в частности, в том, что первые, видимо, удержали больше древнетюркских элементов (доогузских и огузских), которым более свойствен был чистокочевой образ жизни. А вторые - частично восходят к более позднему пласту, впитавшим еще на много элементов оседлого быта, главным образом иранских. Об этом говорит, например, XIII-XIV вв. В нем много - армуд (груша), нар (гранат), зердалу (персик), ка"вун (дыня), леблеби (горох), марчимак (чечевица), харман (гумно), баг (сад), бостан (огород). Все эти термины иранского происхождения.

Часть тюрок осела, поселившись в новых деревнях, или подселившись в уже существовавшие деревни и города, образовав в них новые кварталы.

Иногда тюрки занимали брошенные местными жителями деревни. Эти осевшие тюрки, начавшие заниматься , положили основу . Они сохранили самоназвание «тюрк», общее для , но прежние свои племенные этнонимы утратили.

В городах и осели дружины беев и эмиров, участвовавших в завоевании Анатолии. Вместе с ними появились сборщики налогов и прочие служители управленческого аппарата, имамы, муллы и др. Эти элементы составили привилегированный класс. Называли они себя чаще всего мусульманами, в отличие от других религиозных групп, находившихся в угнетенном положении. Кроме того, как мы увидим дальше, среди них преобладали не тюрки, а мусульмане иных этнических групп или новообращенные местные жители.